Голос Анны был абсолютно спокоен, от чего Гилберт едва заметно поежился. К этому было привыкнуть сложнее всего. К отсутствию естественных эмоций там, где у обычного человека и язык не повернется, а иногда и кровь в жилах застынет. Нет, Анна не была похожа на ледяную статую — она плакала и смеялась, искренне, но были такие моменты, когда Анна всерьез могла рассуждать о том, что чума на самом деле была необходима для природы. Анна размышляла о ненависти, насилии, войнах, убийствах и смерти так же, как обычный человек рассказывает о своих повседневных делах. И от этого Гилберту было не по себе. Вигмар объяснял, что для нее мир словно перевернут. То, что для светлого — хорошо, для нее — плохо. Вернее оно для нее — плохо, но в значении хорошо. В общем это было так сложно, что сам Вигмар путался, но смысл был ясен: если Гилберт теперь должен при принятии решений больше опираться на то, что он чувствует, то Анна — строго наоборот. Она всегда должна была руководствоваться разумом и тем, чему ее учил Вигмар.
Иногда Гилберт пытался представить, как это, когда наоборот, но не мог. Он спрашивал у Анны, но и та толком не могла объяснить. Единственное, что он понял из ее слов — она не совсем чувствует так, как описал Вигмар. Гилберт считал, что это и из-за воспитания. В конце концов некоторые наши чувства, так же, как и образ жизни, являются приобретенными.
— Как ты думаешь, если ты и дальше не будешь применять магию, что будет со светом? — спросил Гилберт, чтобы разрушить повисшую тишину.
Анна знала, что так он делал всегда, чтобы увести ее подальше от особо опасных переживаний. Этот вопрос стал риторическим в их беседах. Никто всерьез не рассчитывал получить на него ответ. Они могли рассуждать вечно, но это нисколько не приближало их к самой большой разгадке. Оставалось лишь рассчитывать, что если Анна сможет прожить жизнь без магии, то после ее смерти свет просто вернется к людям, а по земле вновь будут ходить светлые хранители.
— Если ты не должен их убивать, то почему ты можешь их чувствовать? — не поддалась на провокацию Анна, — Разве не в этом смысл существования инквизиторов — чувствовать и уничтожать тьму?
— Если бы твой отец руководствовался этим правилом, сейчас мы бы ни разговаривали.
Анна поджала губы и приподнялась на локте, уставившись на Гилберта.
— Вот именно, Гилберт, — Анна дождалась, когда Гилберт посмотрит на нее, чтобы продолжить, — если бы он сделал все правильно, мы бы не разговаривали, а свет был бы там, где должен быть.