Ведьма полесская

Прохор молча скинул с плеча котомку и вынул оттуда свой трофей. Егор Спиридонович восторженно поцокал, но долго разглядывать глухаря не стал.

– Отнеси Маланье. Отличное жаркое выйдет. Молодец, – небрежно похвалил пан охотника и, замявшись, добавил: – А сам ко мне подымись. Известить тебя надобно кое о чём.

У Прохора тревожно защемило сердце. Странное поведение и тон Егора Спиридоновича не предвещали ничего хорошего. Застыв на месте, крепостной провожал беспокойным взглядом ушедшего в дом пана Войховского. Раньше никогда такого не было, чтобы Егор Спиридонович минимум с четверть часа не расспрашивал об охотничьей вылазке. Значит, всё-таки разговор будет не из приятных…

Крепостные, особенно семейные, жуть как боялись быть проданными другому помещику. Ведь если покупалась одна семья, то зачастую надо было перебираться поближе к другому имению. Это доставляло массу хлопот с переездами, с жильём, с привыканием к новому месту. В большинстве случаев, при покупке крепостных, семьи оставались на своих селищах, просто менялся хозяин. Но иногда бывало и наоборот. В любом случае крестьяне претерпевали некоторый страх перед грядущими переменами в их привычном укладе жизни. Ведь даже если у них объявлялся новый хозяин, то ещё неизвестно, с какими причудами и характером он будет. И сейчас, судя по всему, именно к продаже крепостного шло дело.

Если бы это касалось кого-то другого, то у пана Войховского не было бы никаких заминок. Чигири же состояли на особом положении, и Егору Спиридоновичу очень не хотелось доставлять им огорчения.

Прохор робко постучался в дверь.

– Заходи, заходи, – послышалось в ответ.

Зайдя в просторную залу, парень остановился у дверей и нервно переминался с ноги на ногу. Его насупленный взгляд вопрошающе буравил спину Егора Спиридоновича. А тот молчал, стоя у окна и как будто что-то там разглядывая. Наконец раздался его серьёзный голос:

– Прохор, я думаю, ты помнишь пана Хилькевича.

– А чего ж не помнить? Помню, – ответил Прохор, и сердце бешено заколотилось. Вот и начала аукаться та история. Самое страшное предположение Прохора, похоже, начало сбываться.

Егор Спиридонович повернулся к Прохору и без всяких отвлечённых речей прямо сказал:

– Вчера письмо от него получил… с просьбой. В общем… будешь теперь, Прохорка, служить другому пану. Тебя изволил Семен Игнатьевич у себя на службе иметь. Вот так-с, голубчик. Но ты не расстраивайся… не так уж всё и плохо.

Ошеломлённый Прохор не мог и слова вымолвить.

Видя, какое воздействие на хлопца произвело известие, пан Войховский уже мягче проронил:

– Вчера ещё сказать тебе хотел, да подумал, что не до охоты утром будет. И дома-то сам остался, чтобы предоставить тебе возможность напоследок отвести душу…

– Егор Спиридонович, как же так? Я ведь вам верой и правдой… – начал было проситься Прохор.

– Всё уже решено. Не рви напрасно сердце. Ничего изменить уже нельзя, – непоколебимый тон пана Войховского сразу превратил пыл надежды Прохора в горечь безысходности.

И парень вдруг ясно понял, что, попав в руки пана Хилькевича, будет там самым опальным, а посему и самым последним холопом. Таких ожидает незавидная участь. Вся самая тяжёлая и грязная работа не минёт его рук. Хотя Прохор работы и не боялся, но при одной мысли, что не ходить ему больше по лесу, не помогать пану Войховскому в проведении охоты, приводили парня в ещё большее отчаяние.

– Что ж, теперь всё понятно, – обречённо сказал он. – Пану Хилькевичу намного удобнее держать виновного под рукой. Скверно на душе – а вот и я! Получи недарека плетей не за дело! Авось на душе и полегчает. Премного благодарствую, Егор Спиридонович! Я…

– Дурак, – просто и без эмоций Егор Спиридонович прервал бедственную речь крепостного, но тут же, подойдя вплотную к Прохору, вдруг грозно прорычал: – Кто ты такой, чтоб указывать мне, как поступать? А?! Вот то-то, лучше уж помалкивай – тебе же спокойнее будет.

Прохор никак не ожидал от пана Войховского такого отношения. Конечно, они были птицами несоизмеримых полётов, но ведь сколько времени проводили вместе на охоте. И всякое бывало. В мороз и в дождь, в лесу и на болоте они оба знали, что, случись беда, помогут друг другу. А тут вот – на тебе! Ага, помог пан холопу!

Прохора душили досада и негодование. Но что он мог? Повлиять на решение Егора Спиридоновича не получилось. Сниматься с родных мест и перебираться на чужбину тоже не хотелось, тем более Прохор догадывался, какая там ждёт его встреча. В бега, что ль, податься? От таких невесёлых мыслей парень тяжело вздохнул и без разрешения сел на ближайший мягкий стул с резной спинкой. В другое время такое своеволие дорого обошлось бы крепостному, но сейчас Прохору было всё равно.

– Ну что ты уже приуныл, как красна девица без хлопца, – смягчившись и не придав значения тому, что он стоит, а его холоп уселся на дорогой стул, сказал пан Войховский.

– Радоваться нечему, – угрюмо буркнул Прохор.