Ведьма полесская

– Ладно, Прохорка, теперь слушай меня внимательно. Никто тебя ни на какую расправу не отдаёт. Любезнейший Семен Игнатьевич в большом долгу перед тобой! Охоту на медведя помнишь?

– Да уж век не забуду. Помню и то, что Семен Игнатьевич уже «благодарил» меня. Кнутом. Да, видно, не до конца ещё благодарность его выплеснулась.

– Не горячись. Тогда пан Хилькевич за сына сильно испугался. На его месте любой метал бы гром и молнии. Так что я его очень даже понимаю. Сын-то Андрей у них – единственный. Не дал Бог больше детей.

– Мне от этого не легче.

– Ну, так вот слушай и не перебивай, может быть, и станет легче. В общем, не разобрались мы тогда толком, как всё было. Да и сам Андрей Семенович не мог сообразить, что и как там у вас получилось. Что с виду было, в то и поверили. Никто и предположить не мог, что ты, находясь на другой стороне зарослей, всё же успеешь прийти вовремя и с дальнего расстояния такой выстрел произвести.

Прохор от таких речей аж вскочил.

– Егор Спиридонович, так мне же и рта не дали открыть, да и после я вам рассказывал, как всё было. А вы ничего мне тогда не сказали. Значит, не поверили. Правда, ружьё вскоре опять дали.

– Поверил, не поверил, какая теперь уж разница! Знал я тогда, как всё на самом деле произошло. Ну, может, в мелочах ошибался… И я знал, и Семен Игнатьевич знал. Ещё в тот же день мы всё знали. За тобой посылали, а тебя носило где-то по лесу. Вот только сам Андрей Семенович лишь недавно узнал настоящую правду. Тогда он в шоке сильном был, недосуг соображать ему было, а мы скрыли…

– Егор Спиридонович, что-то вы окольными путями мне всё рассказываете. Не пойму я никак, к чему клоните.

– Я ж тебе говорил: не перебивай. Всему своё время. Ну, так вот, слушай дальше. Повезли мы тогда Андрея в имение. Вчетвером едем на возку, да четыре ружьишка рядом лежат. Семен Игнатьевич сына укрыл попоной и не стал больше расспрашивать ни о чём. Не хотел беспокоить, значит. Перекинулись мы с паном Хилькевичем незначительными словами и дальше едем. Вот тогда Семен Игнатьевич и заинтересовался твоим, вернее, моим старым ружьём. Осмотрел, курок взвёл, а полка то гарью пороховой покрыта. Стреляли, выходит, из твоего ружьеца. Но у пана Хилькевича сгоряча мысли в другом направлении пошли. «Так он что, на медведя с незаряженным ружьём шёл?!» – в ещё большем негодовании выкрикнул он. А я-то не понял что к чему, да и удивляюсь чрезмерно: «Не может быть такого!» – говорю. А он дуло отвёл и – стрик. Нет выстрела! Потом начал спокойнее соображать. Взял ружьё Андрея, боёк взвёл да и нажал на курок. Возничий наш едва с саней не свалился. И Андрей Семенович ещё раз перепугался. Оно-то, конечно, и так можно было определить, что заряд в стволе есть. Даже порох с полки весь не рассыпался. А Андрей приподнялся тогда и головой завертел: «В кого стреляли?» – «Лежи, лежи. Зайца вспугнули. Да где уж попадёшь в лесу по такому шустрику», – успокоил тогда сына пан Хилькевич, а сам поправил накидку и многозначительно на меня посмотрел. Вот так и вышло, что правду узнали и мы с паном Хилькевичем: Андрей в суматохе, наверное, забыл курок взвести. Ружьё вскинул, а выстрелить не смог. А твой выстрел в горячке принял за свой, с задержкой и без отдачи. Всё это понять можно… Ему в тот момент не об этом думалось, да и вряд ли он был в состоянии тогда о чём-либо вообще думать.

После выстрела возничий тоже ничего не понял, а позже мы условились с Семеном Игнатьевичем и Андрею ничего не говорить. Так всё и оставили: ружьё Андрея выстрелило в медведя, твоё – в зайца. Решили, что пусть молодой Хилькевич думает, будто он медведя застрелил.

Семен Игнатьевич тогда очень расстроился, что попусту тебя обидел. Обещал подарок дорогой тебе сделать. Наверное, ружьё имел в виду.

Мужики медведя освежевали, шкуру уложили, и рано поутру Хилькевичи уехали. А самое главное Семён Игнатьевич сказал мне тогда на прощание: «Егор Спиридонович, знаю, дорожишь хлопцем очень. Но гадко что-то на душе у меня. Зря обидел парубка. Как не крути, а выходит, что спас он жизнь моему сыну. В общем, хочу забрать Прохора к себе на службу. У тебя Гришак ещё в силе, а у меня людишки лес воруют, браконьерством балуют. Мне как раз и нужен такой человечек. Во всём ему помогать буду… Что скажешь Егор Спиридонович?»

Я, конечно, был несказанно удивлён таким поворотом и не готов был сразу дать ответ. Ну и сказал ему что-то вроде: «Я подумаю. Прохор самый толковый работник…» – и всё такое прочее. Но уж очень настойчив был Семен Игнатьевич. Мы тогда к окончательному решению так и не пришли. Уже сев в повозку, пан Хилькевич крикнул на ходу: «Письмецо пришлю! Отказа, Егор Спиридонович, не принимаю! До скорого!»

Вот так и уехал тогда пан Хилькевич со своим единственным сыном. Я уж думал, что он и позабыл о своём намерении, а вот выходит, что не забыл, – закончил свой рассказ пан Войховский.