Ведьма поневоле

Ерден уже и сам понял, что надо бежать. Видя падающие на его войско брёвна и куски трупов, он окончательно упал духом и поддался на провокации шамана. Вместе с сотней нукеров они скрылись в лесу.

Раздалось громкое «ура!» и настроение монголов испортилось окончательно, хоть плачь. Справа, перекрывая пути к отступлению, бежала занимать позиции многочисленная пехота. Слева, от реки, неслись всадники.

Степняки наконец зашевелились. Что делать? К реке смысла нет идти, там точно всех перережут. На восток, через пехоту. Сначала десятки, а потом и сотни рванули спасаться бегством.

Первым в себя пришёл Ганжуур. Словно во сне он рассматривал наступающую на его левое крыло конницу. Дружина и успевшие подойти бояре, сотен семь. Против его, перепуганной в смерть неполной тысячи. Идут от реки, словно смертники. Он оглянулся на правое крыло и понял, что помощи оттуда ждать не приходится, оно просто разбегалось, кучкуясь возле сотников, из тех, кто успел прийти в себя.

– Отступаем! Отходим! На восток, через пехоту! Держись за мной!

Он пытался собрать до кучи своё перепуганное крыло, получалось плохо. Повести за собой, на прорыв, вдоль опушки, он смог около пяти сотен, остальные никого не слушали и летели просто наобум, в надежде сбежать от ужасной ведьмы. Людям казалось, что сейчас она вылетит из крепости и сожрёт их души.

Дружина быстро сокращала расстояние. Их рослые кони не могли похвастаться выносливостью степных лошадок, зато быстро бегали на короткие расстояния. Понимая, что счёт идёт на минуты, он по диагонали стал пересекать поле, призывая людей развернуться и атаковать дружину, но бесполезно, его никто не слушал. Внезапно он увидел Мэргэна. Тот шёл наперерез с двумя сотнями, следом, сильно отставая, пробиваясь через отступающих на дружину шла ещё одна сотня.

«Отлично. Они, конечно, не жильцы, но кого-то да задержат».

Дружинники и правда задержались, но ненадолго. Выполняя боевой манёвр и пользуясь численным преимуществом, они рассекли две монгольские сотни на несколько частей и порубили, почти не понеся потерь. Идущая следом, растянувшаяся сотня, вообще ничего не смогла сделать, погибнув просто за компанию.

По центру войска возвышался огромных размеров стяг воеводы, окружённого очень нарядно и богато одетыми людьми вальяжно взирающими на битву. Это сработало. Часть степняков бросились убивать воеводу, за что и поплатились.

Ганжуур прекрасно понимал, что ничего они воеводе Ивану сделать не смогут, но останавливать не стал. Пусть свяжут боем часть войска, пока он будет прорываться. А прорываться придётся «по жёсткому», напролом, просто насаживаясь на копья, пробивая путь телами своих лошадей. В принципе, не будь всей этой паники, пехота не смогла бы им серьёзно помешать, но сейчас, когда каждый сам по себе, когда мурза сбежал, а двое из трёх тысячников мертвы, организовать что-то в масштабах всего войска не представлялось возможным. Он пытался вывести свои пять сотен и ему это почти удалось. Воевода был не дурак и понимал, что те, кто останется при уме, будут уходить низиной и отправил сюда сразу два отряда. Подоспевшие дружинники позицию только усилили, набросившись на всадников Ганжуура сзади. До них добралась лишь сотня, но и этого было достаточно для очень тяжёлых потерь.

Прорвались немногим более двух сотен. За спиной ещё во всю горела битва, их никто не преследовал, дружине и без них было кого убивать, а во рту был отвратительный привкус пепла мёртвых соотечественников. Теперь, главное, не загнать лошадей. Через не тронутые остроги прорваться может быть не просто.

Ганжуур, отойдя от ужаса этой кошмарной битвы, зло посмотрел назад. Крепость скрылась из виду, шума сражения давно уже не слышно.

«Однажды я вернусь. Убью твою ведьму и тебя самого на кол посажу, воевода Иван!»

Поворачивая голову вперед, взгляд зацепился за что-то в лесу. Ганжуур посмотрел в ту сторону и оцепенел от страха. Благо, его лошадь ничего не видела и продолжала нести его дальше. На опушке стояло совершенно безумного вида существо. Ростом метра под три, не меньше, с гладкой, бледно-серой кожей. Вместо волос на голове, плечах и спине были тоненькие ручки, только не с тремя суставами, а с десятком. Каждая из них шевелилась, пыталась схватить что-нибудь, например, листик с дерева и выглядело это ужасно. Вытянутое безносое лицо со множеством малюсеньких глазок по всей его верхней части, словно у паука, ушей не было, просто две дырки в черепе, а нижнюю челюсть образовывали ещё четыре руки, которые сейчас протянулись в сторону монголов, делая пальцами хватательные движения и открывая вид на мерзкую глотку, шевелящуюся сотнями слюнявых складок. Правой лапой с длиннющими когтями, тварь легко снимала стружку с дерева, на которое опиралось.

«Нет, я никогда сюда не вернусь. Никогда! И никогда теперь не смогу спать».

27