— Тогда я убью их, — сказал он медленно, — они будут умирать долго. Я буду резать их на куски, и эти куски присылать вам. Так что, Бьянка, в ваших интересах очаровать короля настолько, чтобы он вам доверился. И побыстрее. У вас три дня.
Бьянка прикрыла глаза. И все же… Сейчас она скажет ему, а он пусть выслушает, хоть и разобьет ей губы вкровь.
— Вы чудовище. Это настолько низко… недостойно человека… угрожать…
— Времена такие, миледи, — он усмехнулся, — уверяю вас, дальше все будет еще интереснее. Вам понравится.
Тутта вернулась под утро, когда Бьянка, наревевшись всласть, доедала штрудель. Пончики к тому времени закончились.
— Миледи! Слава Всеблагому, с вами ничего не случилось! — рыдая, девушка упала на колени, обнимая ноги Бьянки, — я так боялась, так боялась!
— С тобой-то что приключилось? — только и спросила Бьянка, — где всю ночь была?
— На меня напали. По дороге в пекарню, миледи. Отвратительные, грязные крысы… Я уж думала, что не вернусь.
— Понятно, — Бьянка вздохнула и поинтересовалась на всякий случай, — они тебе ничего… гм… не сделали?
Тутта покраснела и сникла.
— Нет, миледи. Их главарь сказал, чтоб ни один волос… с моей головы…
— Понятно, — повторила Бьянка, — свари мне кофе и приготовь платье… знаешь, то, слоновой кости, с ависийским кружевом. Да передай, чтоб заложили карету. Поеду во дворец.
Заплаканное лицо Тутты вытянулось в удивлении.
— Прошу прощения, миледи, а как же ваши родители? Скоро ведь вернутся.
— Боюсь, они решат несколько задержаться. Ну, все, все. Займись делом…
Бьянка остановилась перед большим, в полный рост, зеркалом. Оттуда на нее жалобно глядела тоненькая блондинка, с покрасневшими глазами и распухшим носом. Бьянка хмыкнула. Тот еще вид, как раз чтобы короля соблазнять.
— Тутта! Тут-та! Принеси ромашковую воду и лед! Да побыстрее, не спи на ходу!
Потом она долго приводила в порядок лицо. Успокоительные примочки и кубики льда на кожу сделали свое дело: покраснения ушли, и из зеркала на Бьянку снова высокомерно взирала светлокожая холеная блондинка с яркими, словно зимнее небо в солнечный день, глазами.
К тому времени Тутта подготовила платье, нижнее белье и туфельки. С досадой Бьянка отметила, что подметки изрядно стоптаны, только и оставалось надеяться, что никто не заметит. Затем Тутта помогла уложить волосы пухлым узлом на затылке, при этом выпустив у лица два игривых локона. Бьянка слегка припудрилась, отчего кожа заиграла нежным перламутром, подкрасила глаза и добавила капельку нежно-розовой помады на губы. Оставалась самая малость: в миниатюрную атласную сумочку она уложила коробку с артефактами, что передал тот негодяй и мерзавец, потом, немного подумав, заглянула в комнату маменьки и из прикроватной тумбочки добыла маленький хрустальный пузырек. Матушка частенько мучилась бессоницей, и Бьянка самолично порой отмеряла в воду капли драгоценного снадобья. Действовало оно очень быстро.
…После она тряслась в карете, с тоской размышляя о том, что поди поймай этого короля. У него ведь своих дел предостаточно, чтоб еще и с ней возиться. Но выбора не было. Как там сказал этот мужлан? Либо графскую чету по частям, либо в постель к его величеству…
Бьянка поймала себя на том, что даже не посмотрела, что ж там за артефакты. Достала коробочку, подцепила ногтем крышку… Внутри лежали две невзрачные серебряные пластинки с отверстиями, в которые предположительно можно было продеть шнурок.
«Всего-то», — с легким разочарованием подумала девушка и захлопнула крышку.
Денек предстоял нелегкий.
И Бьянке даже думать не хотелось о том, что произойдет, если снотворное по каким-то причинам не подействует. Разумеется, чисто теоретически она вполне представляла, что происходит между мужчиной и женщиной, но, но… было немного страшно переступить эту черту. Да и место королевской любовницы уже не прельщало, как-то не вовремя вспыхнула гордость, да еще воспоминания о том, что род Эверси — один из самых старых и уважаемых.
Она тряхнула головой и приказала себе собраться и действовать.
Тем более, что карета как раз остановилась у парадного подъезда.