«Возможно, он мог бы и жениться на мне, — лениво думала Бьянка, проводя пуховкой по лицу, — в конце концов, мои предки приходились близкой родней королям».
«Но не с твоей удачей, дорогая. Наиграется и бросит, и хорошо, если выдаст замуж за кого-нибудь из своих приближенных».
Она отложила пуховку и захлопнула пудреницу. На душе было погано, под стать погоде: в каминных трубах завывал ветер, а небо яростно бросало в окна пригоршни мокрого снега.
Бьянка снова задумалась, рассматривая себя в зеркало. В комнате было темно, только магкристалл на туалетном столике давал яркий золотистый свет и играл лунными бликами на белых, с легким золотистым отливом локонах. Раньше… Бьянка никогда не задумывалась над тем, красива ли она. Маменька и папенька всегда утверждали, что — да, божественно красива. Теперь же просыпавшиеся на голову неудачи заставили задуматься. А вдруг она попросту не нравится всем перспективным мужчинам? Может быть, стоит перекрасить волосы? Или каждый вечер объедаться пончиками и сделаться аппетитной пышкой? Многие мужчины вроде как любят женщин в теле.
«Темный знает что», — вконец расстроилась Бьянка.
Идея о пончиках с шоколадной начинкой начинала казаться все более привлекательной.
К чему блюсти фигуру и жевать безвкусный салат, ежели это все равно никому не нужно?
Она взяла серебряный колокольчик и нетерпеливо позвонила. Тотчас же приоткрылась дверь, в комнату заглянула Тутта, ее личная служанка.
— Отец и матушка уже уехали? — спросила Бьянка у девушки.
— Да, миледи. Час назад. Обещали быть у утру.
Бьянка задумчиво кусала губы. Все надоело, все. И эти попытки выйти замуж, и эти мужчины, которым не пойми что надобно. И листья салата, чуть приправленные квашеным молоком и без соли.
— Тутта, а что у нас сегодня к ужину? — спросила она.
— Овсяная каша с сушеными фруктами, — без промедления отчеканила девушка.
Бьянка выругалась про себя. Ну что за скукотища!
— Не буду сегодня ужинать, — вышло довольно резко, и Тутта вздрогнула, — послушай… Тут неподалеку пекарня, сбегай, купи мне пончиков с шоколадом. А еще корзинок со взбитыми сливками и вареньем. Вот, иди сюда, возьми…
И, поскольку пекарня была довольно дорогой, Бьянка добыла из шкатулки золотой и протянула служанке.
— Сдачу себе оставь.
— Хорошо, миледи. Сию минуту, миледи.
Бьянка снова осталась одна. Она подумала о том, что все-таки зря отказалась ехать с родителями на бал к виконту Шико. Даже если бы за ее спиной и шушукались все эти стервы, вспоминая, как на балу король повернулся к ней спиной, ну и плевать. Зато сын у виконта забавный. Но, увы, всего лишь виконт.
Девушка вернулась воспоминаниями к тому, королевскому поцелую. Что и говорить, это было неожиданно и приятно. А по большому счету, опыта в подобных вещах у Бьянки не было совершенно никакого, ну разве что самую малость. И она терялась в собственных переживаниях и ощущениях, все пытаясь понять — что делать дальше, и вообще, каково это — быть любовницей короля.
Минуты текли вяло. За окном стемнело, мокрый снег перешел в дождь, и теперь крупные капли барабанили по стеклам и отливам. Тутты все не было, в душе поднималось вялое раздражение. Где носит эту девку?
Бьянка прошлась по комнате, придирчиво осматривая ковер. В потемках не видно, что он уже изрядно старый и потертый, поменять бы, но… Дела семейства сейчас обстояли не очень. Совсем даже.
Наконец она услышала за дверью торопливые шаги. Мимоходом подумала, что Тутта, маленькая и легонькая, топает как слон. Скрипнули петли, и Бьянка, не оборачиваясь, процедила:
— Долго ходишь. Поставь на столик рядом с кушеткой.
Судя по звукам, дверь аккуратно прикрыли. А потом низкий и совершенно незнакомый мужской голос произнес:
— Вместо корзинок яблочный штрудель.
Бьянка почувствовала, как кровь резко прилила к голове, а крик, на удивление, застрял в горле. Она медленно обернулась. В комнате, перегородив подступы к двери, стоял совершенно незнакомый мужчина. Огромный, как скала. И до отвращения бородатый. И вообще, по виду совершенный простолюдин. В мощной руке он держал пухлый сверток.
Стремительно падая в темноту, Бьянка только и успела заметить на свертке фирменную печать той самой пекарни, куда отправляла Тутту.
Едкая боль вгрызлась в щеку, и муть, в которой висела Бьянка, дрогнула. Затем еще раз, боль — и как будто взболтнули банку с желе. Серое нечто перед глазами дрогнуло и скользнуло в сторону, перед глазами плавали размытые пятна, которые медленно приобретали форму…
Снова этот мужлан. И, провались все в царствие Темнейшего, он бил ее по щекам. Простолюдин, отвратительный, вонючий простолюдин. Ее, Бьянку Эверси, ведущую свой род от первых королей Рехши.
От возмущения она даже забыла, что нужно бояться, и в тот миг, когда широкая мозолистая ладонь взлетела, чтобы в очередной раз хлопнуть по щеке, Бьянка кое-как подняла ватную руку и вцепилась ногтями в запястье незнакомца. Вцепилась бы… Увы, руки еще толком не слушались, и мужчина перехватил и больно сжал запястье, так, что она почти услышала хруст собственных костей.