— Мой прощальный сюрприз Ксеону, — процедила она, — заложенный в артефакты… Еще никто безнаказанно не унижал принцессу Ависии.
— Так что… — Дани даже не нашлась, что и сказать.
В голове крутилось — так что, он умер? Ты убила Ксеона?
Но отчего-то не могла спросить. Вспомнила только, как ломала ногти, расстегивая зачарованный ошейник, а Ксеон покорно смотрел на нее из-под ресниц.
— Да, он умер, — улыбка Льер стала еще шире, — теперь уже окончательно и бесповоротно. Мои артефакты были настроены так, что непременно бы рванули, пожелай Ксеон удрать. Я предупреждала мастера Нирса о том, что их нужно будет обязательно с него снять… но не успел…
— Что с ним, — выдохнула Дани.
— Идем.
На пороге спальни она застыла, не в силах шевельнуться. Как будто мешком огрели по голове. Горло сжало спазмом, тело сделалось деревянным и непослушным, взгляд суматошно метался по комнате.
Эльвин Лаверн лежал навзничь на пестром ковре с вытканными пастушками и белыми овечками. Эльвин раскинул руки в стороны так, словно это были крылья, и он пытался взлететь. Рубашка на груди и животе темная, в страшных черных сгустках, а лицо совершенно белое, застывшее… Спокойное. Голубые глаза потускнели, и взгляд потерялся за гранью.
А чуть дальше, у королевской кровати необъятных размеров, на боку замер Аламар. По его черному одеянию нет-нет, да проскальзывали юркие голубые молнии. Дани увидела его лицо, на котором застыло удивление вперемешку с досадой, и страшную пустоту, что раскрыла беззубую пасть прямо по горлу.
— Нет, — она не услышала собственного голоса, — неееет, Аламар!
И вытолкнула наконец из себя вопль.
— Аламар!!!
Потом поняла, что колени подогнулись, и она падает, но тут же кто-то подхватил под локоть, грубо дернул вверх. Перед глазами из блеклого тумана выплыла Льер, и она была в ярости.
— Перестань! — хлесткий удар по щеке, — делай, что должна! Давай, пошла, пошла!
Еще один грубый рывок, и Дани, споткнувшись о руку мертвого Эльвина, упала на колени рядом с Аламаром.
В уши полился зловещий шепот ависийской принцессы.
— Давай, ну? Да что ты за баба? Моего Шана сожгла и глазом не моргнула… Лечи! Лечи, твою мать. О, претемный, такое чувство, что мне больше всех надо! Посмотри, артефакт почти разрядился. Когда он разрядится окончательно, инквизитор твой умрет очень быстро.
Дани сглотнула кислую слюну. В душе стремительно разрасталось такое оглушительное, такое дикое чувство безвозвратной потери, что хотелось кричать и биться головой о стену, пока не разобьет ее в кровь. Хотелось выдрать из груди истекающее кровью сердце и швырнуть прочь из окна, лишь бы только не было настолько больно.
— Аламар, — неслышно шепнула она и положила руки ему на грудь, силясь ощутить удары сердца.
Пустота. Только пустота, черная и страшная, такая же, как разрез на горле, как глянцевые сгустки крови на шее, на пастушках и овечках прекрасного ковра.
— Он еще не умер, — голос Льер доносился как будто издалека, — займись раной.
И эхом, молоточками в висках — «раной… раной…»
Дани вцепилась зубами себе в руку. Тут же во рту сделалось солоно, она прокусила кожу, но… Боль отрезвила.
«Я не отдам тебя, — подумала Дани, — не отдам, никому и ни за что. Я еще поборюсь за тебя, Аламар Нирс, ты задолжал мне… много задолжал».
Она осторожно приподняла руками его голову так, чтобы сошлись края раны, а затем прислонилась своим лбом к его и прикрыла глаза. Все вокруг поплыло, подернулось знакомым уже пестрым нитяным ковриком, за которым просматривались очертания мужского тела. Дани стало легко, как будто сама она ничего не весила, и в тот же миг привычные нитки рассыпались золотой пылью, обращаясь в волокна чистого света. Они, вопреки всем законам природы, скользили, подобно лентам водорослей, обтекая Дани, обнимая, оплетая мутный мужской силуэт и как будто впитываясь в него.
В определенный момент Дани поняла, что — все, достаточно. Она распахнула глаза и уставилась на неподвижное лицо Аламара. Быстро посмотрела на шею — рана исчезла, оставив тонкий розовый шрамик.
— Аламар, — позвала Дани. Дрожащими пальцами очертила скулу, провела по щеке и коснулась его неподвижных губ. Крикнула в родное, самое красивое на свете лицо: — Аламаааар!
Потом пришло внезапное осознание — не получилось.
Он по-прежнему не дышал. Или же… Дани пошарила на груди, сбросила на пол ноздреватый камень.
— Аламар, вернись ко мне. Не умирай. Я люблю… тебя… люблю…
Тяжелое тело в ее руках содрогнулось.
— Любимый, — Дани плакала и смеялась одновременно, — мой… мой Аламар… я тебя люблю, слышишь? Ты меня слышишь?
Дрожащими руками, ощущая под пальцами живое тепло, она обхватила его за плечи и прижалась всем телом.
— Аламааааар… всеблагий, как ты мог?
— Что? — сиплый, едва слышимый шепот.
Она отстранилась на мгновение, для того, чтобы заглянуть в его глаза, полные жидкого серебра.
— Как ты мог, — повторила хрипло, — оставить меня. Меня нет, когда тебя нет. А еще наш малыш… Не делай так больше. Мне больно, слишком больно оттого, что я тебя люблю.