Ведьма с серебряной меткой. Книга 2

— Помоги снять эту дрянь, — дернул с силой за ошейник, — пока механоиды не разнесли дворец.

Но Эльвин не шевельнулся.

— Я нашел доказательство того, что Маттиас не твой отец.

— Да хорош ерунду нести! — Ксеон неожиданно для себя сорвался на позорный визг, — откуда тебе все это известно? Это ложь! Ложь, понятно?

Эльвин улыбнулся своей светлой и немного грустной улыбкой.

— Как думаешь, почему я тебе помогаю? Потому что ты мой брат по отцу. И теперь нам надо бежать, скоро очнется Аламар, а я бы не хотел…

«Брат».

Это слово, такое домашнее, такое чистое, ввинтилось в голову стальным сверлом. Комната перед глазами качнулась. Брат? Но это невозможно. Он ведь Фаблур, сын короля, король Рехши.

Брат.

— Убей его, — быстро приказал Ксеон, — убей его, ты ведь сможешь остановить сердце, или что вы там можете делать.

— Я не хочу убивать друга, — сказал Эльвин, — я предлагаю тебе бежать вместе. Ты и я. Потому что ты мой брат.

Перед глазами потемнело.

А этот придурок Эльвин все стоял и смотрел, и как же больно от его исполненного жалости взгляда.

— Да какой ты мне брат?!! — вырвалось вперемешку с хриплым рыданием, — я Фаблур! Фаблуууур!!!

Он и сам не понял, как в руке оказался кинжал, до этого пребывавший в ножнах на поясе Эльвина. Лезвие вошло в тело лекаря легко, словно в масло, а потом еще раз. И еще. Эльвин, хрипя и булькая, медленно осел на пол, все еще продолжая цепляться за рубашку Ксеона и пачкая ее кровью.

— Я Фаблур! Король! — взвизгнул Ксеон в последний раз.

И оттолкнул от себя ногой предателя. Еще раз дернул ошейник — безрезультатно.

«Но все знают обратное, все знают, что ты — не король», — ехидно прошептал голос в голове.

В самом деле, надо было бежать. Но только вот как? Куда?

И ответ пришел сам собой: на крышу. Туда, где его подберет самый верный, ни разу не предавший друг. Дракон.

Перед глазами по-прежнему плавали мутные пятна. Нужно бежать. Да. Потому что теперь все будут смеяться над королем, который всего лишь бастард, ублюдок с грязной кровью…

— Я еще вернусь, — зло прошептал Ксеон.

Он наклонился, полоснул распростертого на полу инквизитора по горлу, а затем выскочил за дверь и помчался по коридору к лестнице.

* * *

Данивьен понятия не имела, сколько она просидела вот так, под густой кроной магнолии, обхватив за шею Розетту и перебирая пальцами металлические чешуйки. Сперва она терпеливо ждала, и все время возвращалась к тому неприятному моменту утром, когда напомнила Аламару об их трудном прошлом. Он тогда дернул щекой, как будто она его ударила. Наверное, ему и самому не очень приятно вспоминать все это. А она снова напомнила. Не специально, просто так получилось, и от этого тяжело и горько им обоим.

Когда все закончится, мечтала Дани, они заживут совсем по-другому. Как это — по другому — она уже понимала, Аламар закрыл дверь в собственное прошлое и открыл другую, в их счастливое настоящее. Когда все закончится… Она попросит Аламара, чтобы жили в ее доме, потому что возвращаться в мрачный особняк не хотелось. Да и Ньями… вряд ли у них получится жить в мире и любви. А потом… Когда все уляжется окончательно, родится ребеночек, и это будет обязательно мальчик, пухленький, белокожий, с мягкими розовыми ладошками и пятками. У Дани еще не было детей, но почему-то своего младенчика она представляла именно таким, щекастым и хохочущим. Аламар будет брать его на руки, подбрасывать вверх, а она испереживается, как бы не уронил и не напугал дитятю…

Потом Дани спохватилась и перепроверила механоидов, тех, что во дворце. Ее-то и взяли сюда именно для того, чтобы в тот момент, когда Ксеон перестанет контролировать бессмертную армию, она могла бы перехватить управление и тем самым спасти город от погрома.

Данивьен не могла видеть их, несчастных, подневольных, но очень хорошо чувствовала их привязку к Ксеону. Один механоид — она не могла пока сказать, который — был даже связан с хозяином настолько крепко, что даже окажись Ксеон без своего Дара, механоид по-прежнему остался бы с ним.

«Значит, пока все в порядке», — решила она и вернулась к своим размышлениям о будущем.

И в который раз ей захотелось взять в руки сухую ладонь Аламара, приникнуть к ней щекой и сказать те самые, заветные слова, которых он так ждал. А потом она бы приносила ему кофе, когда он работал дома с бумагами, и укутывала бы плечи мягким пледом. Сама бы сидела рядом на полу, положив голову на колени, и чтобы горячие пальцы медленно и ласково перебирали ее локоны.

«Я счастлива, — подумалось ей, — Всеблагий, как же я наконец счастлива!»

Розетта дернулась под рукой, и Дани вновь закрыла глаза, вслушиваясь в происходящее. Все изменилось: невидимое пространство забурлило, вздыбилось графитовыми волнами. Замелькали мыслеобразы, от которых к горлу стремительно подкатила тошнота.

Кровь. Ярость. Тьма. Потерянные создания, живые и одновременно мертвые.

И она, дикая, необученная ведьма, должна принять их всех и вернуть то подобие разума, которым наделял их лациум.

Дани сцепила в замок дрожащие руки и попыталась сосредоточиться.