Ведьма сама по себе

«Я здесь, – подумала Ола, глядя на темноватый потолок с лепниной по углам. – Здесь, а не там. И ко мне приходил Валеас, что же делать-то?»

Ссориться с ним ну совсем не хотелось, но отказываться от собственных желаний и решений только потому, что боишься с кем-то поссориться – один из самых грустных способов угробить свою жизнь. Должен быть третий вариант. Ей нужно изобрести уважительную причину, чтобы не возвращаться домой сразу после новогодних каникул. Вескую причину – «обстоятельство непреодолимой силы», как пишут в договорах. И у нее на это всего две недели.

Выйдя на улицу, Ола задвинула эти мысли подальше: сейчас у нее другие заботы. Надо купить парик в том салоне, который посоветовала Лепатра. Заниматься танцами лучше в нем, чтобы заранее привыкнуть. Она перемерила все, что было, и выбрала медно-золотистый, в осенних тонах: роскошная дамская прическа с шиньоном, перевитым мелкими косичками, и ниспадающими на плечи завитыми локонами. Ее заверили, что именно такое сейчас носят в Танхале при дворе.

Позвонила из телефонной будки в особняк Ковалей, но там сказали, что караван, с которым должен приехать Николай, в Дубаву еще не прибыл, ждут со дня на день. Тогда она позвонила Лепатре.

– А, это ты… – протянула колдунья тонким голосом обиженной девочки. – А я уж думала, ты знаться со мной не хочешь! Летишь мимо, не здороваешься…

– Когда это было?

– Да недавно же, в магазине! Я тебе кричу: «Ола, Ола!» – а ты только глянула на меня и фырк мимо. Может, думаю, я ее чем-то обидела…

– Я такого не помню. Это точно была я?

– Ты, ты, кто же еще!

– Значит, я тебя не заметила или не узнала. Прости, что так вышло, – покладисто извинилась Ола, пытаясь припомнить этот эпизод: обычно она смотрит по сторонам и сразу выцепляет из окружающей массовки знакомые лица.

– Не узнала… – грустным эхом отозвалась Лепатра. – Я же там не такая, как здесь, а такая, какой мне всегда хотелось быть. Тебе небось и в голову не пришло, что смотришь на Клеопатру Мерсмон?

Наверное, она была в парике, да еще с макияжем. И чего так переживать, что тебя сходу не идентифицировали... А «летишь мимо» – это уже художественный вымысел, по магазинам Ола ходила без спешки: торопиться некуда, вдобавок руку надо беречь. Но чтоб она не услышала, как ее зовут по имени… Или, может, они встретились на набережной Сереброны, когда она «словила» чужую личность и была невменяемая? Самое логичное объяснение. Проходила она тогда мимо каких-нибудь магазинов или нет?

– Если б я тебя узнала, я бы подошла и поздоровалась, – заверила она собеседницу. – Мне очень жаль, что так получилось.

– Я-то хотела тебе показать, какую удивительную прелесть я там нашла! – вздохнула Лепатра. – Ну, что ж делать, разобрались, никто ни на кого не в обиде, так что заходи в гости.

– А когда можно?

– Хоть сегодня вечером. Придешь?

– Обязательно приду. После танцев. Записалась в студию, хочу выучить вальс и полонез. Там с трех до половины шестого.

– Приходи, приходи! Увидишь, какие коллекции всяких разных вещичек я насобирала, и платьишко для бала тебе найдем…

На первом занятии Ола узнала, что такое выворотность, для чего нужен корсет и чем долгоземельский придворный полонез отличается от исторического, который танцевали когда-то на Земле Изначальной. В группе кроме нее были еще двое в бинтах: один пытался отнять свои часы у забравшейся через форточку крысобелки, другая выгоняла веником из садового домика шуршавку.

После занятий Ола купила набор пирожных и отправилась на Стрекозиную улицу. Фамильный особняк Мерсмонов – из серого камня, с четырьмя горгульями, две по углам на крыше, две на монументальном парадном крыльце по обе стороны от двери – снаружи выглядел готично и нелюдимо, зато внутри, начиная с прихожей, был загроможден всевозможным барахлом, словно пункт сбора помощи для пострадавших от стихийного бедствия.

– Я тебе скажу, да и хорошо, что Белка с Валом давно сюда не наведывались, – хихикнула Лепатра, когда Ола вслед за ней пробиралась по коридору, мимо комодов, торшеров, складных ширм, тумбочек, поставленных друг на друга аквариумов с телефонными аппаратами и плюшевыми игрушками внутри, шатких пирамид из абажуров, кастрюль и тазиков. – Они бы половину моих вещей повыкидывали. А у меня все это не просто так: люди выбрасывают, я спасаю. Если выкинуть, они же опять на помойку попадут… Есть такие, кто подбирает бездомных животных, а я подбираю бездомные вещи. Много чего по соседству в мусорках нашла, а кое-что привезла с береговой свалки – меня там знают. Белке с Валом этого не понять.

Ни грязи, ни вони: почти все вещи выглядели, как новенькие, так что хозяйка дома хоть сейчас могла бы устроить грандиозную распродажу. Когда Ола сказала об этом, та замахала руками, едва не опрокинув никелированную вешалку, на которой висели внахлест разномастные пальто – видимо, тоже «спасенные».