Ведьма Западных пустошей

– Тогда я все оформлю как розыскные мероприятия в рамках нашего дела, и поедем на кладбище, – пояснил он, посмотрел на часы и добавил: – И предлагаю перекусить по-быстрому у «Сварливого Жиля», а то неизвестно сколько там проторчим.

Душа Бастиана дрожала и рвалась вперед, в Грешный уголок, к склепу – ее звало алчное чутье охотника, и любое промедление почти причиняло боль. Но он лишь кивнул, соглашаясь.

– Почему у сварливого? – спросил Бастиан. Господин Арно вышел из-за стола, взял шляпу и ответил:

– А он ругается постоянно. Доктор Холле говорит, что это такая болезнь. Но готовят у него – просто пальчики оближешь.

Кабачок «Сварливого Жиля» располагался в проулке через два дома от полицейского участка: когда Бастиан, господин Арно и офицеры спустились по лестнице в уютный подвальчик, то угрюмый господин в белом фартуке, который стоял у прилавка с полотенцем в руке, поинтересовался с крайне недружелюбным видом:

– Ну что, приперлись? Ладно, бросайте свои старые задницы на лавку, сейчас плесну вам хрючева. Даст Господь, переварите.

Компания разместилась за большим столом в углу: вскоре Сварливый Жиль принес огромные тарелки наваристого борща. На скатерти появилась сметана, ломти ноздреватого ароматного хлеба, мисочка с тертым чесноком, хрустальная рюмка с зернистой горчицей и поднос с салом, которое источало такой запах, что хотелось лишь прикрыть глаза и наслаждаться.

– Жрите не обляпайтесь, – Сварливый Жиль сопроводил угощение добрым напутствием.

Офицер Бруни повел носом над тарелкой, восторженно вздохнул и со сдержанной тоской спросил, посмотрев на полицмейстера и Бастиана:

– Может, по рюмочке, а? Это же борщец, святое дело…

– Дерьма тебе в тазу, а не по рюмочке, – сказал Сварливый Жиль. – Ты при исполнении, косорылый.

Борщ оказался выше всяких похвал. Бастиан и сам не заметил, как его тарелка опустела. На второе был крестьянский капенат – блюдо из баклажанов, помидоров и таких огромных ломтей тушеной свинины, что становилось страшно. Когда обед подошел к концу, то в кабачке внезапно появился знакомый возница – увидев Бастиана, тот приветственно поднял руку, подошел к столу и, сняв шапку, сказал:

– Барин! Я тут принес вам кой-чего, эту вещицу ваш родитель у меня в экипаже оставил. Я тогда прибрал ее, все думал, что он пришлет за ней, так он, видать, и позабыл про нее.

В груди Бастиана что-то дрогнуло и зазвенело, руки наполнило теплом. Возница протянул ему тряпицу, в которую был завернут маленький изогнутый нож с кожаном чехле. Бастиан его узнал: у отца были такие, он научил, как метать их так, чтобы всегда попадать в цель.

Он вынул нож из чехла, завороженно провел подушечкой большого пальца по изогнутому лезвию. Вспомнился жаркий летний день, они с отцом стоят в саду возле деревянной колоды, к которой привязан Матью Фалькони, серийный убица, которого несколько дней назад казнили. Альвен Беренгет делает неуловимое движение левой рукой, и через мгновение в переносице Фалькони уже торчит метательный нож. Бастиану кажется, что он слышит звон.

– Дальневосходный метательный нож, – уважительно произнес полицмейстер. – Ничего себе привет из прошлого, да?

Привет из прошлого. Бастиану почудилось, что на его плечо опустилась невесомая рука. Он вынул из кармана золотую каруну, протянул ее вознице и сказал:

– Отвезите нас на кладбище.

Глава 7 В темной-темной комнате, в темном-темном доме

Бруни и Шанти обошли склеп и ничего не обнаружили – Бастиан этому не удивился. Кладбищенский смотритель прочел по слогам бумагу о разрешении на вскрытие замков, которую полицмейстер сунул ему под нос, и потащился за инструментом.

День был солнечным и душным. Воздух звенел от голосов птиц и стрекота насекомых, волны запахов сухих трав плыли в нем, как широкие ленты. Бастиан чувствовал идущую с востока грозу – небо было чистым, но на горизонте медленно густела сиреневая туча.

– Дождь будет. – Полицмейстер снял шляпу и вытер платком лоб.

Офицер Шанти потрогал цепь и добавил:

– Целая гроза надвигается, голова ноет. Пересидим в склепе, что ж делать…

«Хорошо, что Аделин дома, – подумал Бастиан, чувствуя далекую, как гроза, тревогу. – Дома, со слугами, в родных стенах».

Метательный нож отца, который Бастиан положил во внутренний карман, придавал ему сил. Неожиданный талисман едва слышно шептал, что все будет хорошо, что Бастиан не один.

Сиреневая тьма на горизонте становилась насыщенней и глубже. От нее веяло свежестью и предчувствием: к ним приближается что-то страшное. Что-то, с чем Бастиану еще не приходилось встречаться.

Он поднялся по ступеням к дверям склепа, снова дотронулся до цепи и почувствовал тьму и пустоту. То, что устроило себе гнездо в последнем приюте почетного гражданина Эдвина Моро, ушло. То ли обстряпывало где-то собственные дела, то ли поняло, что ему угрожает.

Вернулся кладбищенский смотритель: ворча и ругаясь под нос, он перекусил дужку замка и снял цепь. Полицмейстер поднялся по ступеням, встал рядом с Бастианом и спросил:

– Ну что, открываем?