Он опустился на землю. Бледное мёртвое лицо буквально светилось во тьме.
— Только, знаешь, есть одна загвоздка. Мне некуда возвращаться. Я даже не могу вспомнить, как выглядел мой дом, какие лица были у мамы и папы. Вон стоит мой старший брат, который украл всё это у меня. Который, как трус, полжизни прятался и убегал. Который нанимал убийц, чтобы избавиться от меня. А теперь приехал сюда с вами со всеми, и вы защищаете вора, вы все защищаете вора! Хотите забрать моих друзей? Забирайте! Мои трофеи из сокровищницы? Да пожалуйста, я ещё добуду! Но, — сказал он тихо, — сперва я получу назад своё. И лучше никому из вас не становиться между мной и братцем.
— Петер!..
Он смотрел на неё пару долгих мгновений, как будто хотел запомнить навсегда. Потом покачал головой:
— Я и не знал, что это может быть так... не знал...
Отстранил Мойру и шагнул к Ахавелю.
— А что, — крикнула она ему в спину, — что же насчёт моего брата? Луки, которого ты укоротил? А?! Что насчёт всех тех, кого...
Он сделал вид, что не слышит.
Ведьмак аккуратно обнял её за плечи и покачал головой.
— Ну, — сказал Ренни Печёнка, выступая вперёд, — хватит уже болтовни и душевных метаний. Давайте к делу. Ты ведь знаешь, кто я?
— Догадываюсь, — вскинул голову Петер. — И что дальше?
— А дальше вот что. Я — Брендан по прозвищу Слепой, действительный чердианский судья, с которого никто никогда так и не снял соответствующих полномочий. Я услышал твой призыв к справедливости. Готов ли ты к честному суду? Признаешь ли справедливым и окончательным мой приговор, каким бы он ни был?
Ведьмак вполголоса спросил о чём-то Мойру. Та кивнула и зашептала в ответ. Никто не обращал на них внимания, все взгляды были прикованы к Петеру и старику.
— Нет, — сказал Петер. — Не призна
ю. Прозвище у вас правильное, но только слепость эта ваша — она ж не от честности. Вы — как все здесь. У вас тоже кто-то пропал, и вы хотите мне отомстить.— Тогда какого же суда ты требуешь?
— Божьего! Пусть ордалия покажет, кто из нас прав.
— Испытание водой? Огнём?
— Только поединок! Я и он, — Петер кивнул на Ахавеля, раскуривавшего трубочку. — И чтобы все — и мои, и ваши — поклялись не вмешиваться. Если я побеждаю, он отдаст мне мои воспоминания. Он знает, как.
— А если ты проиграешь?
— Он сможет меня убить.
Ренни пожал плечами и поглядел на Ахавеля. Тот кивнул.
— Согласны? — спросил Печёнка у остальных.
Родриго было всё равно, он стоял рядом со «своими мальчиками», то и дело заглядывая им в лица. Краснолюды кивнули нехотя, Тередо и Макрен — с усмешкой.
— Значит, — сказал Печёнка, — так по сему и быть. Если все согласны...
— Нет.
— Ведьмак? Что такое?
— Я не согласен. — Он аккуратно отстранил девушку и встал между Ахавелем и Петером. — Категорически. И если вы хоть немного подумаете о том, что рассказала нам Мойра, сами всё поймёте.
— А ведь ты, — сказал Петер, — поклялся защищать меня. Помнишь?
— Защищать, но не позволить, чтобы ты безнаказанно убивал других. Где твоя тень, Петер? Точней — где тень, которую ты позаимствовал у Луки? Как и все предыдущие, отмерла, сгнила, превратилась в смрадные пятна там, на палубе «Брендана». Мы ведь оба знаем: когда ты обзаводишься новой тенью, ты на какое-то время становишься человеком. Тем, прежним Петером. Тогда тебя можно ранить — вот почему в ту ночь ты порезался моим клинком. А потом, когда тень отмирает, ты снова неуязвим. Вот как сегодня. Поэтому ты и не пострадал во время своего приключения на «Брендане»: они просто не могли тебя ранить.
— И что с того?! Если бы мой братец не сжёг...
— Я знаю, Петер, знаю. Но посуди сам: то, за чем ты пришёл, может требовать лишь человек. Не дух природы, а создание из плоти и крови. Стань им. Прими чужую тень и сделайся равным тому, кого называешь своим братом.
Недвижное лицо Петера дрогнуло и как будто на миг ожило. Черты лица исказились, в глазах были изумление и боль.
— А ведь ты поклялся... Поклялся!
Он раскачивался с пятки на носок, ухмылка превратилась в болезненную гримасу.
— Впрочем, — оборвал себя Петер, — это всё равно глупость. Да-да, глупость! Кто же отдаст мне свою тень?
— Я, — сказал ведьмак.
И прежде, чем кто-либо успел сказать хоть слово, рядом с ведьмаком встала Мойра:
— И я.
— Нет! — вырвалось у Петера.
— И Родриго, — добавил ведьмак, — тоже отдаст, верно, Родриго? Ради мальчиков?
Тот вздрогнул и заморгал:
— Ради мальчиков? Да, конечно. Какие уж тут могут быть... Конечно!
— Вот видишь, Петер. Мы согласны — согласен ли ты? Петер снова принялся раскачиваться, и улыбка делалась всё шире, расползалась по лицу, рассекала его...
— Да, — сказал Петер. — А что ж? — Он подмигнул Мойре: — Согласен! Это даже будет забавно. Достойное приключение! Ну, чего вы все ждёте? За дело, за дело!
28
Всем руководила Мойра. Ахавель изредка вставлял замечание-другое, но в основном стоял в стороне и дымил своей трубочкой. Петер демонстративно не вмешивался: уселся на «башне» и оттуда наблюдал.
То и дело Мойра поглядывала на него: сейчас он выглядел одиноким и несчастным, брошенным и преданным всеми. Хотелось пожалеть его. Хотелось...