Как-то даже слишком серьёзно. Подвал был не очень большой, но и не крохотный. Метров десять в длину и почти столько же — в ширину. Перед самой дверью стоял массивный деревянный стол, за ним, на табурете, сидел пожилой дядька в тулупе. На лице у дядьки были печальные вислые усы, а на столе перед ним — автомат «ППШ» и керосиновая лампа. Свет с трудом дотягивался до дальнего конца комнаты.
— Мы тебе ещё одного пленного привели, — сказал Стефан по-польски. — Но его не к ЭТИМ. Его мы на лавку посадим. Только ты смотри, он дерётся. Ты уж его не убивай...
И добавил, чуть понизив голос: «Если получится...»
И я сделал вид, что ничего не услышал. А что я мог еще сказать? Начать возмущаться и оказаться рядом с Лёшкой? Нет, спасибо.
Мы с ребятами усадили Лёшку на лавку, стоявшую вдоль стены, и собрались выходить.
— Сержант, — позвал Стефан. — Посмотри, пожалуй. Может, пригодится...
Я не сразу понял, на что посмотреть. Потом сообразил, что Стефан указывает в дальний конец комнаты, и не пальцем, а стволом пистолета. «Парабеллумом» тычет. И когда только достать успел?
— Ты только близко к решётке не подходи, — предупредил Стефан. — Опасно.
Там была решётка, от пола и до потолка. Частые прутья в два пальца толщиной — от стены до стены. Мне вначале показалось, что двери в решетке нет, но потом я рассмотрел возле стены дверь с громадным замком. Почти с человеческую голову, честное слово.
И клетка мне поначалу показалась пустой, свет от керосиновой лампы не доставал до задней стены. Но когда в руке Стефана зажёгся фонарь, я понял, что клетка пустой не была. В глубине, в нескольких метрах от решётки сидели люди. Четверо в каких-то серых плащах сбились в кучу, чтобы не замёрзнуть, наверное. Я не сразу и понял, что это были люди, поначалу подумал, что просто какая- то куча тряпья. Но потом один из них повернул лицо в нашу сторону, и свет фонаря отразился в его глазах.
— Кто это? — спросил я.
— Лесные, — ответил Стефан.
— Лесные девки?
— Вы их так называете?
— Ну...
— Нет, это не девки. Дриад бы сюда старики не затащили. Это Лесные. Их ещё называют ушастые. Ночные убийцы. Твари. По-разному их называют... — Стефан поводил лучом, словно что-то рассматривая, потом выключил фонарь, быстрым шагом вернулся к двери и что-то тихо сказал охраннику. Дядька ответил тоже тихо, положил зачем-то руку на автомат.
— Пойдём! — приказал мне Стефан и почти побежал по ступеням наверх.
Чем-то он был взволнован. И даже, кажется, разозлён.
Я поднялся за ним следом.
— На кухне посидите, — бросил мне Стефан и ушёл в комнату, где был старик и пулемёт.
Мои парни сидели возле стола и горестно молчали, переглядываясь. Теперь они уже сожалели о своём героическом поступке, уже представили себе, как их будет наказывать Лёшка, когда вырвется на свободу.
Как ни странно, но девушка и парень тоже были здесь. Кровь с лица Ежи уже смыл, сидел бледный, запрокинув голову, а Люцина хлопотала вокруг, прикладывая какие- то примочки ему к лицу.
Я попытался извиниться, но девушка молча дёрнула плечом, и я замолчал. Не очень и хотелось, между прочим. Если бы Арарат её не остановил, сейчас бы Лёшка не связанный лежал, а зарезанный. Очень решительно двигалась девушка. И физиономию она Аре располосовала очень живописно. Четыре кровавые полосы от правого уха ко рту, четыре — от левого. Получилась такая забавная диагональная решётка. То-то разговоров будет в батальоне...
Я бы не стал больше пытаться с Люциной разговаривать, но она снова про оккупантов что-то сказала. Русские оккупанты, мол, убирались бы вы в свою дерьмовую Россию... По-русски сказала, чтобы мы, значит, поняли.
— Ты кого русскими называешь? — спросил я, не вы держав. — Армянина, азербайджанца, татарина и украинца?
— Это всё равно... всё равно... Русские всех заражают своим... ядом заражают, вот... Вы рабы, вы делаете то, что они прикажут... Вы хуже, чем русские. Они иначе не могут, они всегда были палачами, а вы... вы — прихвостни этих палачей...
Парни переглянулись и промолчали.
— Что вам нужно здесь, у нас? — спросила Люцина. Мы вас звали сюда?
— Не звали, — сказал я. — Так вы нас и в сорок четвертом не звали.
— И не нужно было бы приходить... Мы бы сами... С союзниками... А если вы пришли немцев бить, то почему здесь остались? Разбили, взяли Берлин и ушли к себе... Но русские вам сказали, чтобы вы остались, вы и остались... Вы — рабы. Вы в Афганистан полезли вслед за русскими... Зачем, что вы там не видели? Что вам нужно в Афганистане? Вы убиваете женщин и детей. Вы все — русские, украинцы, армяне и азербайджанцы. И татары, — добавила Люцина, глянув на Галимова. — У вас не хватает мужества и гордости, чтобы выгнать русских со своей земли. Вот и платите дань кровью, своей и чужой... Я вас презираю... Всех вас!
— А ваши не такие? — спросил я.
— Нет, не такие! Поляки никогда не были захватчиками! Мы бы никогда не пошли в Афганистан только потому, что кто-то так решил... Никогда!