Ведьмачьи легенды

Глупый получался разговор. Я это сейчас понимаю и тогда понимал, но удержаться не смог. Обидно получалось. Хотелось сказать девчонке, что она дура, что всё ею сказанное — ерунда, но ведь я прекрасно понимал, что не всё... Только ведь и права она была не во всём.

Я мог ей сказать, что они с Наполеоном в Россию в восемьсот двенадцатом шли не на прогулку, а она бы мне в ответ — про раздел Польши и подавление Польского восстания. Мне как-то попался в руки польский учебник истории, так там очень живо было про казаков, которые младенцев на пики насаживали. И про польский город Львов — тоже.

А я ей о польских панах на Украине. А она — про удар в спину в тридцать девятом. А я — про то, как они уничтожили украинские республики в девятнадцатом году, а она — про Варшаву в тысяча девятьсот двадцатом... И что толку, что вначале поляки заняли Киев, и только потом уж вся эта радость переместилась к Варшаве...

Я много читал до армии, историей увлекался.

Но что я мог ей возразить на слова об Афганистане?

Их там не было. Наши их с собой не позвали или все социалистические страны отказались — откуда мне знать? И говорила она с такой уверенностью, что верилось сразу — она не пойдёт. И парень ее не пойдёт воевать на чужой земле.

Нет, я хотел что-то сказать, но тут открылась дверь, на кухню заглянул Стефан, и Люцина замолчала.

 — Товарищ сержант, — сказал Стефан. — Не могли бы вы уделить мне немного вашего времени...

Конечно, я мог. У него был пистолет, а у меня пистолета не было. Всё в порядке, всё честно.

— Значит так, товарищ сержант, — тихо произнёс Стефан, когда дверь на кухню закрылась. — Сейчас ты станешь участником одного важного события. Твоя задача — сидеть и молчать. Молчать и сидеть. Справишься?

— Попробую, — сказал я. — Молчать — это меня учили. А потом?

— Потом, возможно, мы вас отпустим. Или не отпустим.

— Небогатый выбор.

— Если честно — я бы отпустил. Но не всё зависит от меня. И даже от деда Петра не всё зависит. У нас гости, вот по результатам разговора...

Распахнулась входная дверь — потянуло холодным воздухом и влагой. Дождь на дворе всё ещё шёл. И уже не шуршал по булыжникам, а лупил изо всех сил. Словно во что бы то ни стало решил эти булыжники раздробить — в щебень, а потом и в песок. И смыть куда-нибудь.

В дом вошли четверо, один за другим. Первым — парень со «шмайссером», вроде тот самый, что нас на дороге остановил. Парень отступил в сторону и пропустил троих, что шли за ним.

В плащах с капюшонами они были похожи на каких-то приблудных гномов. Но когда капюшоны были отброшены, сходство со сказочными персонажами исчезло полностью. Сразу стало понятно, что пришли не праздные странники, а серьёзные люди. Полностью сознающие свою значимость и то, что остальные эту значимость должны признавать и принимать. Во всяком случае — двое из трёх. Третий, пониже ростом, хоть и держался уверенно, но без наглости в движениях. Поправил усы, вытер стёкла очков и с интересом обвёл взглядом помещёние.

 Все трое были почти ровесники, всем — около сорока, может, чуть меньше, все трое были одеты в костюмы — добротные, строгие; но мне почему-то сразу же показалось, что третий, тот, что в очках и с усами, из другой компании. Первые два — уверенные, преисполненные важности и многозначительности. Я таких видел много и до, и после. Начальнички. Не НАЧАЛЬНИКИ, совсем главные, а такие, небольшие, районного масштаба. Эти всегда и во все времена требовали к себе особого отношения. Большой начальник мог позволить себе быть демократом и даже пошутить с простым народом, а эти — нет. Эти всегда в борьбе за свой имидж. Кстати, когда грянуло и СССР развалился, эти вот и не пострадали совсем. Как были начальничками, так и остались. Партию сменили — и остались. А то, что они коммунистами были... Я, например, сейчас уверен, что если бы на высокие должности ставили не коммунистов, а, скажем, евнухов, то в очередь на кастрацию стояли бы тысячи. Точно вам говорю — тысячи и десятки тысяч.

А вот третий...

Невысокий, ничего выдающегося не было ни в фигуре, ни в лице. Светлые усы, здоровенные очки... Но было в глазах за стёклами очков какое-то странное выражение. Будто он примерялся к окружающим, что ли. Прикидывал, как врезать, если кто-то вдруг позволит себе несерьёзное отношение к его особе. Вот если представить себе пана Володыевского из трилогии, если выпереть пана с военной службы, отобрать саблю и предупредить, что драться нельзя, — получилось бы именно то самое. Именно так смотрел и смотрелся бы «маленький рыцарь» в наше время.

То есть двое были спокойны за своё место в этом мире, а третий — готов был это место отстаивать в драке, если придётся. Мне так показалось тогда. Может быть — просто показалось. В ту ночь многое могло примерещиться.

— Что это значит? — возмущённым голосом спросил один из вошедших, тот, что появился в доме первым. — Вы тут что, с ума сошли? Что за баррикада на дороге? Что за вооружённые люди? Я даю вам десять минут на то, чтобы освободить дорогу, сдать оружие и всё объяснить...