Ведьмачьи легенды

— Я думаю — да. Они здесь были издавна. Были частью этих мест, особой приметой, если хотите. Но кто-то видит в нем мифического Оберона...

— А кто-то в мифическом Обероне видит представителя Древних, — закончил за него пан Анджей.

— Может быть, — кивнул Стефан.

В зал вошёл старик, тот самый, что называл меня москалем.

Звучит это, наверное, высокопарно: вошёл в зал, подразумевается — торжественно ступая, прошествовал к своему креслу. Старик просто вошёл. Как в комнату. Или как в стойло. И вместе с тем старик смотрелся на фоне всех этих обрубленных скульптур и колонн очень уместно, естественно, что ли... Пока он шёл к столу, мне вдруг при мерещилось, что он — одна из статуй этого зала. Только он не поддался тому невидимому лезвию, смог устоять, оказался крепче мрамора и гранита. И лет этому старику не семьдесят, как мне показалось вначале, а семьсот. Или даже тысяча.

Потом наваждение рассеялось.

— Меня зовут Пётр, — сказал старик. — И ещё меня называют Лесорубом.

Хенрик с Войцехом переглянулись. Войцех приподнял бровь, будто говоря: я же предупреждал. А по губам Хенрика скользнула... нет, не улыбка, гримаса... Брезгливости, что ли...

— Мы узнали, что Лесные пригласили вас на переговоры... — сказал старик.

 Он не сел в кресло, стоял возле стола, чуть наклонившись, опершись кулаками о столешницу. Теперь он был похож на старую птицу. Не орла или грифа, а на ворона — громадного старого ворона.

— Это не ваше дело, — сказал Хенрик. — Это государственная тайна...

— Впервые за всё время Лесные разговаривали не с советскими, а с вами. С представителями польской власти. Партия, естественно, поспешила возглавить переговоры, — старик усмехнулся. — А что бы сказали русские, если бы узнали об этом?

— А это...

Стефан молча положил пистолет на стол перед собой.

— Вы слышали, товарищ Хенрик, — с самым безмятежным видом поинтересовался пан Анджей, — что пистолеты «парабеллум» имеют скверную привычку стрелять ни с того ни с сего. Лежит, никого не трогает, а потом вдруг, от малейшего сотрясения... или даже взгляда — бабах! У нас в Лодзи был случай... А пистолет, кажется, направлен именно в вашу сторону, товарищ Хенрик.

— То есть вы русских уже не собираетесь принимать во внимание? — спросил старик. — То есть вы уверены, что...

— Они уверены, что, договорившись с Лесными, получают защиту от всех возможных невзгод. Русские, американцы, «Солидарность», коммунисты — все будут с ними вести переговоры, все будут в них заинтересованы... — с усмешкой сказал Стефан. — Им это Лесные твёрдо обещали... Так ведь? Что они ещё обещали? Или что-то уже выполнили? Они всем что-то обещают. Всем и каждому. И всегда нарушают свои обещания. Русским они обещали бессмертие. Эликсир долголетия... И что? Сталин не дождался, потому что Лесные договорились с его возможными преемниками, Брежнев верил до последней минуты, что получит его... Получил? Или Лесные опять уже успели с кем-то договориться? С кем? С кем-то из русского Центрального Комитета? Послезавтра похороны, если я не ошибаюсь, будет объявлен преемник. Все знают, что это будет Андропов... С ним договорились Лесные? Или с кем-то из наших? Время такое пришло — договариваться. Не сразу, не делая резких движений, но договариваться- договариваться-договариваться... Мы замерли над самой пропастью. Польша замерла — и все вдруг поняли, что любая мелочь может сбросить её вниз. Коммунисты поняли и антикоммунисты поняли... Договариваться, а не стрелять. Упаси бог, если на выстрелы обратят внимание наши советские браться. Начнется каша, кровавая каша... Мы можем ненавидеть русских... советских, но мы понимаем, что сейчас только они не дают нам резать друг друга. Поэтому, как бы мы ни договаривались, нам нужно принимать к сведению русские танки, самолёты, пушки... вот этого сержанта мы тоже должны принимать к сведению...

Стефан посмотрел на меня — я не отвёл взгляд.

Пусть говорит. Может, он прав, может — врёт, мне наплевать. У меня дома — сестра и мама. Я не хочу никого убивать и никого ни к чему принуждать. Я хочу вовремя уехать домой. Но если кто-то, хоть Стефан, хоть Лесные, хоть «Солидарность» или местные коммунисты попытаются убить меня или моих друзей... Я буду воевать не за победу коммунизма, не за мир во всём мире, а за себя и своих друзей.

В этом фокус всех правителей земли. Нужно взять обычных, нормальных людей и отправить их в чужие земли. Их не нужно натравливать на местных, зачем? Всё произойдёт само собой. Местные будут ненавидеть пришлых, которые, между прочим, и сами-то не слишком хорошо относятся к своему правительству. Рано или поздно ненависть превратится во что-нибудь реальное. Кто-то вроде бы прицелится вдогонку проезжающей машине, а кто-то из неё возьмет да и выстрелит... Или чей-то стальной шарик из рогатки проломит лоб одному из оккупантов...

 Никто и оглянуться не успеет, никто толком и вспомнить не сможет, с чего всё началось и как развивалось... И я буду драться за себя, за друзей, а получится, что за ту сволочь, которая меня сюда послала.