— Нет, мальчик. Не поэтому. Кошмары и прочее всего лишь часть цены. Просто одни знают это, когда расплачиваются, а другие узнают позже. А тебе, — добавил ведьмак хмуро, повернувшись к нему, — вообще рассуждать о таких вещах рано. Завтра переговорю с капитаном, чтобы...
Он осёкся.
Мальчишка на миг оторвался от созерцания собственных подошв и ухмыльнулся:
— Чтобы что? Ссадили меня в ближайшем порту? Высекли? Поставили в угол?
— Да уж, с ближайшим портом... — Ведьмак потёр шею. — Незадача, верно?
Он хмыкнул, затем небрежно бросил:
— Скажи-ка, а ты вообще знаешь, куда мы идём?
Опешив, мальчишка пару мгновений смотрел на ведь мака, а затем звонко расхохотался.
— Так они не сказали вам? Ни один из них, вот буквально, категорически, абсолютно никто — не сказал?! Ну уморы!
Он завалился на бок, схватившись за живот, и катался но палубе; всхлипывая, фыркая, утирая слёзы. Вроде бы понемногу успокаивался, но при взгляде на ведьмака не мог сдержаться и снова принимался хохотать.
Ведьмак хмурился, но молчал и ждал.
Вдруг откуда-то сверху раздался крик, ещё один, — и паренёк мигом умолк.
— Межа! — кричал марсовый. — Подходим к Меже!
Стефан поднялся — и мальчишка поднялся вместе с ним. На лице его уже не было и тени улыбки.
— Вот что, — сказал ведьмак, — ступай-ка ты пока, дружище, в трюм и не высовывайся!
Он хлопнул паренька по плечу и побежал к себе, переодеться.
6
Когда вернулся, всё вокруг уже переменилось: горели несколько «безопасных» фонарей на реях и бушприте, сонные матросы выбирались из трюма и карабкались по вантам, чтобы убавить паруса. Одноглазый матрос с огненной шевелюрой, пристроившись рядом со штурманом, пиликал на скрипочке «Три гребка до постели».
Пробегавший мимо Тередо при виде ведьмака хохотнул:
— Эй,
На Журавле был диковинный, плотно облегающий костюм из выдубленной кожи. Открытыми оставалось только лицо да кисти рук. На бёдрах и груди были карманы, за поясом с ножнами — перчатки. И никаких украшений, вообще ничего лишнего.
На смех ведьмак даже не обернулся.
— Шевелись, Тередо, — рявкнул боцман. — Успеешь ещё признаться нашему гостю в любви. — Он запрокинул голову и заорал, брызгая слюной: — Живее, покойнички! Ворочайте костьми, сукины дети!
Рот у него был обезображен язвочками, половину зубов боцман потерял, взамен ему поставили искусственные, но поставили неудачно, торчали они в разные стороны, придавая лицу вид одновременно угрожающий и комический.
— Я встану здесь, на баке, — сказал ведьмак. — Не помешаю?
Боцман фыркнул:
— Как по мне, где б ни стоял, везде будешь мешать.
Он сплюнул... то есть теперь сделал это целенаправленно. — Ахавель с Райнаром так решили, их право. А я считаю, мы бы сами справились, без вашего ведьмачьего высочества.
Он отвернулся и зашагал к корме, выкрикивая приказы да время от времени дуя в свисток.
Ведьмак присел у мачты и надел на себя «упряжь». Затянул ремешки, подправил крепления, чтобы нигде не натирали и не сковывали. Ещё раз проверил, надёжно ли крепится верёвка. Кто-то уже успел аккуратно её перерезать, причём узел оставили целым.
Ведьмак усмехнулся и привязал заново.
Уже рассвело; небо над головой, однако, было мутно-бледным, и такого же цвета — поверхность воды. Океан вскипал бурунами, и волны ходили ходуном, вспухали и расплёскивались, сталкиваясь друг с другом. Пахло чем-то скверным, то ли вскрытой могилой, то ли выгребной ямой.
На палубе рядом с фальшбортом растеклось бесформенное чернильное пятно. Кто-то из матросов, пробегая, наступил — и теперь оставлял везде вязкие смердящие следы. Боцман бесновался и пытался выяснить, кто, едрён корень, нынче драил, мать его, палубу?!..
Рядом со штурвалом появилась худая фигура Ахавеля. Капитан сложил руки на груди и какое-то время наблюдал за командой, затем дал знак штурману, тот добыл из шкафчика жестяной рупор и, вынув трубку изо рта, прогремел:
— Лавур! Внимание на мостик!
— Внимание на мостик, волчье семя! — эхом отозвался Лоцман. — И тишина, жабьи выродки! Капитан будет говорить!
Замолчала скрипочка, оборвались разговоры.
Штурман протянул рупор, но Ахавель и не думал его брать. Сказал громко и внятно, так, чтоб услышали все:
— Вон у фока стоит человек, ради которого мы позапрошлой ночью рисковали шкурами. Стоило оно того? Некоторые из вас думают, что нет. Но вот он у фока, и если зрение меня не подводит, — нынче же готов рискнуть своей шкурой ради наших. Что ж, мне это по сердцу! А вам?
Команда ответила рёвом, свистом, кто-то колотил кулаком о крышку бочки, другой лупил захалявной ложкой по планширю.
— В общем, — сказал Ахавель (и шум стал стихать), —в общем, вижу, возражений нет.
Он криво усмехнулся. Было очевидно, что появись они, эти возражения, и капитан вбил бы их строптивцу в глотку.
— Значит, так. На случай, если вдруг кто ещё не познакомился — это наш новый член команды, мэтр Стефан Журавль, можете не любить, но извольте жаловать. Сейчас мы на Меже, скоро её пересечём. И тут уже, милсдари, наше дело — слушаться ведьмака. Беспрекословно, как меня самого. Вопросы есть?