– После этого зверства, вырвал из груди жертвы сердце, наконец-то прервав его страдания, и стал жрать на наших глазах… Никак не могу забыть. Всякого навидался, сам натворил немало, но…
Милонег замолчал, словно, заново переживая давние события.
На поляну бесшумным белым призраком скользнул белый волк, неся в зубах берестяной туесок. Ведьмак покачал головой:
– Уж сколько раз тебе говорил, чтобы пореже зверем бегал!
– Так же быстрее! – Отговорился Финя, поставив припасы наземь и перекинувшись в человека. – С тем, сколь Генка навалила всякой всячины, чтобы вам угодить, я бы только к полуночи на двух нога добрался!
– Не преувеличивай, – буркнул Видан, поглядывая на то, как резво мальчишка выкладывает на расстеленную холстину всё, что принёс.
– Вот, похлёбка ещё горячая даже! – Не то похвастался, не то для убеждения заявил он, снимая с широкого глиняного горшка крышку. Воздух наполнил мясной дух.
Сторожа принялись за ужин. Видя, как Финя, уставившись на звёзды, тайно сглатывает слюну, ведьмак не выдержал:
– Сам-то ел?
Ученик кивнул, но опять-таки не смог сдержаться. С тех пор, как угасло действие проклятий, мальчишка постоянно был голоден, буквально, как зверь. И всё ему было мало. Но это объедалово, явно, шло ему на пользу – он рос и обретал мышцы и силу, которой и так у него было немеряно, прямо на глазах.
– Доедай, – сунул ему свою мису Видан, где плескалась добрая половина похлёбки. Сам принялся за печёную репу.
В этот вечер ему было отчего-то не по себе. Возможно, долгое ожидание сказывалось. Возможно, просто волновался ещё о Ягоде – слишком долго не было вестей. Такими глупостями, как обида, она не страдала. Понимала, что его работа часто связана с задержками. И обещание вернуться через пару недель или месяцев, не всегда возможно исполнить. Значит, что-то случилось…
– И как же вы выбрались? – прервал размышления Финя. – Неужто, всё спустили колдуну?
«Значит, паршивец, ещё и подслушал наш разговор, – отметил для себя ведьмак, – хотя с его-то слухом – это было просто!»
– Больше уважения, малец, – одёрнул слишком осмелевшего ученика, – с князем разговариваешь, а не с простолюдином!
– Ничего, Видан, – успокоил его Милонег, – здесь мы в одном деле. Можно и проще. На обществе, конечно, не потерплю. А здесь, пусть.
И тяжело вздохнув, ответил.
– Мы отомстили ему за это, привязали за ноги к коню и пустили в степь. Но прежде, Аркуда смог, конечно, нас освободить от пут. Повезло разминуться с их возвращающимися конниками. Спаслись.
– А стойбище? Стойбище сожгли? – вновь вклинился Финя.
– Нет. С их жёнками и детьми некогда было. А пожар издалека видно – себе дороже. Они и так, без своего шамана, после сгинули. Их наши вои побили. А остатки ушли в степь так далеко, что и не видно.
– Значит, всё хорошо закончилось! – воодушевился парень.
– Ну, это, как посмотреть… – нахмурился князь. И обратился к Видану.
– Но вот, для чего я это всё рассказал. Проклятие. Прежде чем его заткнули – этот шаман нас с Аркудой проклял. «Ты можешь не верить, – прошипел он мне, – но мои слова исполнятся. Вы двое поплатитесь сполна! Проклятие ляжет и на ваших любимых и на потомков. Твой сын, убьёт тебя…»
Ведьмак видел, как вздрогнул Финя, как сверкнули его глаза в темноте. Но князь не видел и продолжал.
– Мне было наплевать на его слова. Ровно до тех пор, пока они не начали сбываться.
В бою под Родицей я прикрыл собой раненного дружинника. На него наседали сразу двое. Он храбро сражался, но исход был предрешён. Оказалось, что это боярин Хоромир. Вот мы и сдружились, как могут поладить старший с младшим.
Поэтому и не отказался навестить его замок, благо он был почти по пути домой. На его обещание – отдать замуж дочерей мне было, по большому счёту, наплевать. Мало ли девок на свете? А поездка в гости, казалась, тогда просто забавным приключением. Посмотреть – так посмотреть. Любопытство взяло. Так их расписывал, что диво, а не девицы. Просто решил оказать уважение.
Вошли две с виду одинаковых барышни, а я увидел только одну…
То, что происходило дальше, ведьмак уже знал из рассказа травницы. Но слушать не стал по тому, что услышал зов. Тот зов, что может послать только ведающий ведающему, тот, что недоступен простым смертным. И в этом зове было столько боли, что вся сущность его взбунтовалась, требуя откликнуться.
Огромный бурый медведь бился в магических тенётах, словно огромный шмель в паутине. Именно такой образ приходил в сознание. Но Видан ему не верил.
Не верил ни видению, ни, якобы, измученному оборотню. Глаза не скроешь. А в них бушевала ярость. И это было более правдиво, чем лубок, который настоятельно кто-то внедрял в сознание.
Не откликнуться – он не мог, и всё по тому, неписанному правилу ведьмаков, заставлявшему помогать даже тому из братьев, кто оказался на стороне врага. Если это касалось жизни, то – сначала спаси, если не знаешь, кто перед тобой, а уже после – разбирайся, стоило ли.
Это была настолько явная засада, что без особого плана, действовать не стоило.