– Он говорит, что служивые люди, что рабы или закупы. Куда скажут – туда и идут. Только кметы ещё хуже оттого, что случись война, домой, вряд ли, вернутся, если только калеками. Пусть оно и славно, что защитники и надёжа наша, но для хозяйства они совсем негожие. И я тятю понимаю… но замуж за него всё равно хочу.
М-да, дочь торгаша, как ни хороша, а рассуждение о жизни практичное донельзя.
– Задачу ты мне загадала сложную, – изобразил на лице сильную озабоченность, – но я обещаю твоему горю помочь.
– Правда? – изумилась она.
– А, то! – хмыкнул он. – Ведьмак я или нет? – Видан, конечно, понимал, что ещё своего соратника о согласии спросить надобно. Только что-то ему подсказывало, что тот против не будет. Зато избавиться от подосланной к нему крали, да отоспаться перед ритуалом надо было незамедлительно, а то, как бы хозяин со свидетелями к нему не заглянул – с него станется! – А теперь, коли мы обо всём договорились, иди-ка Генка к себе.
– А что отцу сказать?
– А ничего не говори, пусть недомолвками помается!
Девчонка, как на крыльях, улетела из комнаты. Ведьмак же, наконец-то смог уснуть, закутавшись в меховое покрывало.
Утро началось слишком рано и очень беспокойно.
– Наставник! Наставник проснись! – бубнил над головой настойчивым дятлом знакомый голос.
Просыпаться же совершенно не хотелось, как и вставать оттого, что шестое чувство настоятельно советовало этого не делать, ибо слишком рано, да и лёгкая лихорадка от ранений нежитью второго уровня так просто не проходит. Голова болела, а тело познабливало от поднявшегося жара.
– Княгиня пропала!
– Что? Что ты говоришь? – Видан поднял мутный взгляд, заставляя отойти все свои печали куда подальше.
– Княгиня исчезла, говорю, – дёргано повторил парень. – Со вчерашнего обеда её никто не видел. Меня боярин прислал. Сказал: «Иди, и без Видана не возвращайся!»
– О, боги! Макош премудра, мати покутна! Ни одно, так другое, – покряхтывая от боли стучавшей в виски и бьющего под рёбра сердца, ворчал ведьмак, усаживаясь на постели. Хотелось бы ему отлежаться хотя бы до полудня, чтобы само тело яд победило, видимо, не судьба. – Подай вон тот кузовок!
Финя метнулся к полке, схватил и подал коробок, переданный Ягодой через Доляну. Жена не была бы самой собой, коли не прислала бы ему целый набор снадобий и зелий. И пока наставник ковырялся, хмуро разбираясь в пузырьках, пока глотал, морщась, подручник коротко сообщал ему новости.
– Аркуда совсем никакой. В лихорадке и беспамятстве валяется. Над ним волха всю ночь колдовала и сейчас там. – Оправдываясь, почему к нему послан, а не другой кто-нибудь разбирается с происшествием, сообщал Финя. – Он сразу-то не обратил внимания на «царапины», сказал, что ерунда всё это, ан, совсем не так. Вечер ещё не настал, как свалился. Прямо за столом и пал. Все подумали, что перебрал хмельного. А он весь горит, как в огне! Славно, что Доляна вернулась. Я уходил, она ещё из его комнаты не показывалась…
– Хм, – ухмыльнулся ведьмак, – не показывалась, значит…
– Да! – Вскинул на него глаза мальчишка, недоумевая, отчего так взвеселился учитель. – Так вот и вышло, что некому на розыски отправляться…
***
– Незачем её разыскивать! – гремел князь Милонег, широкими шагами меряя горницу. – Захотела сбежать, и демоны с ней! Всё равно она мне больше не жена. Расторг я наш союз ещё вчера. Сходил на капище и расторг! И Боги моей просьбе вняли, подношение приняли. Всё! С этой историей всё закончено!!!
– Но ведь мне она всё равно, дочь… – утирал пьяные сопли изрядно захмелевший боярин. – Неужто, ты, и совместно рождённых дочерей отвергнешь? Они же, за свою мать не в ответе…
Князь замер, развернувшись к тестю, всей своей статью навис над ним самим и над столом за которым пытался укоротить своё горе Хоромир. Заглянул в осоловевшие красные от бессонной ночи глаза. Неожиданно фыркнул, презрительно и успокоил:
– Дочерей это не коснётся, если только строже приглядывать буду. Моя кровь и плоть, хоть и с гнилью, как оказалось.
Видан смотрел на князя и пытался понять, что же в нём изменилось за прошедшие сутки? Внешне всё было прежнее. Да и крутостью нрава Милонег всегда славился. Недаром в народе прозван Ковкой. А люди в большинстве своём самую суть видят. Действительно, хоть и светел князюшка, да не за масть прозван. Словно внутри его кованый чернёный штырь вставлен. И сейчас это больше всего видится. Даже в ауре какая-то странная тёмная муть появилась, как дымка, ранее отчего-то не замеченная. То ли от горестей, упавших в дополнение к прежним на плечи, то ли от проявления настоящей сути – пока что не ясно, почему возникшая.
– Пойду-ка я, Аркуду проведаю… – процедил он, для отмазки, выходя в сенцы. Слушать далее все препирательства родников смысла не имело.
Теперь, когда все покои в замке для него были открыты, можно не таясь и не сомневаясь, идти куда требовалось. И пройдясь по женской половине, он быстро выяснил, что княгиня, пусть теперь и бывшая, терем покинула сразу, как сенная девка принесла ей в обесть кушания.