Ведьмин коготь

Надо ли говорить, что немедленно после этого мы собрались и отправились в путь?.. Узнав об этом, Надя во что бы то ни стало решила меня сопровождать! Муж ее, человек военный, находился в это время по делам служебным в своем полку, стоявшем во Владимире, а родителей Надя сумела уговорить. Я прекрасно понимала, что отправилась она со мной не потому, что ей такая уж охота странствовать приспела, а потому, что угрызла Надю совесть за то, что именно на ее свадьбе я столь страшно была изувечена. Думаю, именно этим и родителей она убедила, все же страшно им было за дочь, которую станет проклинать ее лучшая подруга! Ведь мы с Надей дружили еще с тех пор, как нянюшки водили нас, малышек, на прогулки на берег Волги, в Александровский сад, названный так, как известно, в честь императрицы Александры Федоровны… Вот только зря беспокоилась матушка Нади: у меня и в мыслях не было ее проклинать! Вот кого я кляла, так это ее отца, который был заядлым картежником, все деньги на зеленом сукне оставлял, а дом разваливался на части. Был бы хозяином рачительным, так и балкон не обвалился бы!

Но это все уже осталось в прошлом. Сейчас я полна была веры в чудо, и этой верой своих родителей и Надю преисполнила.

Словом, мы собрались и отправились в путь.

Нижний Новгород, наши дни

Что-то пело над ухом – то звенело, то разливалось плавной мелодией, то снова звенело. Это была какая-то птица. Она парила над зеленой сырой долиной, которая сладко пахла цветами. Птица называлась кондор. Он летел, пел и звенел… Не надоест же?!

Надо попросить его замолчать, голова разламывается от его пения!

Словно откликнувшись на отчаянный немой призыв, кондор заткнулся.

Правда, ненадолго. Опять завопил. Нет, все же придется свернуть ему шею!

Трапезников приоткрыл один глаз и обнаружил прямо перед собой мохнатенький ярко-голубой цветок. Цветок назывался василек. Трапезников тупо смотрел на него, пытаясь понять, откуда взялся василек в его постели и почему эта постель такая холодная и сырая. И кондор, главное, откуда взялся?!

С трудом поднял голову – и обнаружил, что лежит среди цветов и травы неподалеку от крыльца какого-то покосившегося домишка. Повернулся, поглядел в тусклое, затянутое тучками небо.

Начал понемногу соображать. Это домик бабы Маши. Зачем сюда принесло Трапезникова? Опять поссорился с Валентиной и решил провести ночь вдали от постоянных попреков? Тогда почему заснул на обочине? Но все-таки откуда здесь взялся кондор, ведь отродясь никакой птицы, кроме кур, гусей и воробьев тут не водилось?!

Но самое странное, что кондор затаился в траве и поет, поет… Или он васильками питается?

И вдруг дошло: это никакой не кондор – это телефонный звонок, мелодия называется «Полет кондора», или «Одинокий пастух», кому как больше нравится, исполняет ее оркестр Джеймса Ласта!

Чей же это телефон заливается в траве? У Трапезникова была какая-то брутальная песня брутального «Раммштайна». Значит, телефон чужой.

Пошарил в траве – ладонь наткнулась на громко поющий прямоугольник. Подтянул его поближе – и резко сел, увидев, что держит уже знакомый ему серебристый «Самсунг». Это телефон Жени: наверное, он вылетел из кармана Трапезникова, когда тот упал.

Вдруг все вспомнилось: и Верьгиз, который уносил Женю, и ледяная рука Назарова, тянущаяся к его лицу!

Звонок умолк; Трапезников отбросил телефон, так и не взглянув на дисплей, и обеими руками ощупал свое лицо.

Вздохнул облегченно, убедившись, что все на месте: и нос, и щеки, и глаза, и скулы, и рот с зубами в нем. И тут же шарахнуло ужасом: а что, если на ощупь лицо есть, а с виду – жуткое белое пятно? Как проверить? Зеркало в доме, но пока туда дойдешь, с ума сойдешь от ужаса!

Стоп. Телефон. В нем камера. В камере есть опция селфи!

Трапезников схватил телефон снова, мельком бросив взгляд на необычайной красоты пейзаж на экране блокировки (величавая река под высоченным утесом с белым изящным строением на нем), чиркнул по экрану пальцем, но не успел включить камеру: парящий кондор снова запел-зазвенел, а на экране появилась надпись: «Алик Фрунзевич».

Трапезников решил не отвечать и принялся ждать, пока у Алика Фрунзевича кончится терпение. Наконец оно иссякло, и Трапезников сделал снимок, а потом с опаской посмотрел на него и вздохнул облегченно… Он никогда не считал себя красавцем, хотя часто слышал от женщин противоположное, однако сейчас истово любовался своей помятой, с зелеными травяными пятнами на щеках, физиономией, которая вовсе не была белым пятном! И вдруг накрыло страхом снова: а если он свое лицо может видеть, а другим оно покажется белым пятном? Или, к примеру, днем оно лицо как лицо, а ночью сделается таким, как у Назарова, которого Трапезников видел днем вполне похожим на человека, а ночами – жутью белой?!

И как это проверить? Ночи ждать, а потом снова снимать селфи?