Ведьмин коготь

– Ничего себе, фигура речи! – вздохнул Трапезников, и его снова затрясло, на сей раз совсем не от холода, а от воспоминаний. – Там творятся страшные дела…

С трудом, сбиваясь с пятого на десятое, повторяясь и кое-что опуская, он кое-как рассказал обо всем, что случилось за эти несколько дней. Ни словом не обмолвился только о странной полянке, обсаженной чертополохом, о могилке, укрытой зеленым мхом, и о виденном сне, в котором ему было поручено заботиться о «Митиной девочке». Потом рассказал о жуткой сцене в Театральном сквере, о попытке спасения Жени – и о том, как рука Михаила снова потянулась к его лицу, и если бы не крик петуха…

– Если бы не крик петуха… – повторил он севшим голосом.

– Ланет олсун! – потрясенно выдохнул Алик Фрунзевич. – Черт возьми!

– Между прочим, в деревне Верьгиза зовут Чертогоном, – криво усмехнулся Трапезников. – Так что вы в точку попали.

– Я так и знал, что там дело нечисто, но чтобы до такой степени… – покачал головой Алик Фрунзевич.

– В каком смысле – знали? – насторожился Трапезников.

– В самом прямом. У меня есть друг – следователь Областной прокуратуры. Один его сослуживец недавно погиб при загадочных обстоятельствах, однако друг мой был в курсе тайного расследования, которое тот вел в Арзамасском районе. Расследование это касалось некоего знахаря из Сырьжакенже. Знахаря звали Роман Верьгиз.

– Чертогон! – воскликнул Трапезников.

– Он самый, – согласился Алик Фрунзевич. – Расследование установило, что этот Верьгиз был мошенник чистой воды. Он «лечил» от самых разных болезней всевозможными зельями, которые при химическом исследовании оказывались состоящими из самой обычной воды. Самое удивительное, что зелья эти помогали – разумеется, после того, как Верьгиз что-то нашептывал над ними. Судя по рассказам его пациентов, он обладал необычайной силой внушения! В чем, собственно, и состоит воздействие заговоров против болезней, насколько я понимаю силу знахарства, – уточнил Алик Фрунзевич. – Верьгиз внушал пациентам, что те выздоравливают, пока принимают проданную им – и не сомневайтесь, что проданную за очень большие деньги! – водичку. Повторяю, несколько человек и в самом деле выздоровели, после чего слава Верьгиза окрепла. Это была явная слава. Однако при этом существовала также тайная. Верьгиз продавал зелья не только на выздоровление, но и на «быстрый исход». Знаете, что это такое?

Трапезников пожал плечами:

– Логически мысля, отрава, причем смертельная.

– Совершенно верно, – кивнул Алик Фрунзевич. – К нему обращались люди, которые желали смерти своим родственникам. Ну, наследство получить желали – а богатый родственничек никак не желал умирать. Или отомстить близкому человеку за что-нибудь, мужа-жену опостылевших на тот свет отправить… В семьях, среди родни такая вражда иной раз тлеет или даже пылает, что посторонним людям и не снилось! Знаете, есть такая сербская поговорка: «Кто тебе выколол око? – Брат. – То-то так глубоко!» Выразительная поговорка, не правда ли?

Ошеломленный Трапезников кивнул.

– Верьгиз продавал необходимое зелье, – продолжал Алик Фрунзевич. – Оно действовало медленно, чтобы давших его людей никто не заподозрил. Кроме того, непременным условием было то, чтобы жертва жила как можно дальше от родственника-убийцы или хотя бы во время смерти он оказался вдали от нее. Узнав от заказчика, что отрава уже принята, Верьгиз тайно от него обращался к жертве и сообщал, что участь этого человека ждет самая ужасная, однако у него есть противоядие. Разумеется, требовал за него немалые деньги. И ставил условие никому об их переговорах ни слова не говорить, иначе лекарство не подействует. Впрочем, он еще обеспечивал тайну так называемой «печатью молчания» или загадочным «заговором на уста». Что это такое, я и сам точно не знаю, а впрочем, догадаться нетрудно. Сами понимаете, если человек не хочет умереть, он готов на все, поэтому и соглашался на сделку с Верьгизом. Сначала он принимал деньги только от спасенных, но потом вошел во вкус и начал брать плату и от заказчиков, и от их жертв, причем вовсе не гарантируя ни отравления, ни спасения. Один из его клиентов – не стану уточнять, готовил ли он покушение на своего родственника или сам оказался жертвой, – по пьяной лавочке пооткровенничал с тем следователем. Тот, понимая, какой поразительный материал идет ему в руки, записал почти весь разговор на диктофон. И вовремя записал, потому что рассказчика, не успевшего даже договорить, хватил удар! Он онемел, впал в почти полный паралич и вскоре умер. Возможно, это были последствия нарушенной «печати молчания».

– А этот следователь так безоговорочно ему поверил? – спросил Трапезников не без недоверия. – Ведь это полная чушь для нормального человека!

– Но ведь вы поверили тому, что творилось в Сырьжакенже, – справедливо возразил Алик Фрунзевич.

– Да ведь я знаю, на что способен Верьгиз! – воскликнул Трапезников. – Я все видел своими глазами!