Ведьмин коготь

– И не только, – тихо сказал Алик Фрунзевич, подавая Трапезникову другой сверток: – Держите! Потом посмо́трите, что там. Эту вещь можно не прятать, но это оружие, и оно тоже может пригодиться. Там, куда вы едете, все возможно! Дай Бог, конечно, чтобы ни то, ни другое не понадобилось, но у меня такое впечатление, что легким испугом вам не отделаться. Ну, удачи! Ох, чуть не забыл: давайте номерами обменяемся. Говорите свой, я вам перезвоню.

Трапезников назвал нужные цифры, Алик Фрунзевич набрал его номер, и «Самсунг» грянул низкими мужскими голосами:

Mann sieht ihn um die Kirche schleichen
Seit einem Jahr ist Er allein
Die Trauer nahm ihm alle Sinne
Schläft jede Nacht bei ihrem Stein…

– Господь милосердный! – воззвал Алик Фрунзевич. – «Раммштайн», «Heirate Mich»? Ну и звоночек у вас… А вы вообще в курсе, о чем эта песня?

– Знаю, что называется она «Выйди за меня замуж», – пожал плечами Трапезников. – А про содержание не в курсе, я в немецком ни бэ, ни мэ.

– А я и бэ, и мэ, и кукареку, – странно взглянул на него Алик Фрунзевич. – Вот вам краткое содержание:

Он снова крадется к церкви,
Тот, кто одинок уже год.
Все его чувства – это скорбь.
Каждую ночь он проводит на ее могиле,
Каждую ночь копает руками землю,
Хочет увидеть то, что осталось
От ее лица и улыбки.
Он целует сгнивший рот,
Кожа расползается,
Но он обнажается и прижимается к тому,
Что осталось.
Ночь горяча, но кричит петух.
Он отрубил ему голову.

– Господь милосердный! – воззвал и Трапезников, вспомнив Валентину. – Так сказать, в тему…

– Да уж, редкостная некрофилия, – брезгливо поморщился Алик Фрунзевич. – Советую как можно скорей сменить мелодию. А вообще сейчас я в очередной раз убедился, что второй мой подарок вам обязательно пригодится.

Он махнул прощально, проворно вскочил в «Мазду» и умчался.

Трапезников спрятал пистолет в тайник, который и в самом деле легко открывался и был при всем при том совершенно неприметен ни для глаза, ни для прощупывания, сел за руль, взялся уже за ключ, но все-таки не удержался: развернул второй пакет.

В нем лежал какой-то странный предмет, очень напоминающий заостренный древесный колышек, короткий и толстый. На ощупь он и в самом деле был деревянным, до половины запачканным в чем-то темно-коричневом, вроде бы засохшей краской, пахнущей хоть и слабо, но довольно тухло.

Прошло немалое время, прежде чем до Трапезникова дошло, что он держит в руках и в самом деле кол – осиновый кол, причем не раз бывавший в употреблении, ибо конец его был покрыт никакой не краской, а засохшей кровью.

Сырьжакенже, наши дни

Женя открыла глаза, не сразу сообразив, где находится. Она отчетливо помнила черную ночь ужаса, помнила, как погружалась в беспамятство, надеясь на помощь того человека, который бежал к ней через сквер – она слышала его шаги! Но добежал ли он? Что случилось потом? Где она теперь? В больнице, что ли?

С трудом поворачивая голову, осмотрелась.

На больничную палату это место мало походило. Комната была сплошь деревянной; от плашек, обивающих стены, исходил слабый аромат воска и меда. Это успокаивало. Однако через мгновение Женя обнаружила, что совершенно обнажена, – да так и вскинулась, перепуганная до тяжелой дрожи. Где ее одежда? В кармане жакета лежала тетрадка, обернутая крафт-бумагой. Где драгоценный дневник Евгении Всеславской?!

Ладно, Женя помнит его от слова до слова. Самое ужасное, что исчезли медный крестик и образок Серафима Саровского, а ведь это они там, в сквере, помогли ей продержаться до появления спасителя. Что же случилось потом?

Она прислушалась к своим ощущениям, ощупала, осмотрела себя – нет, ее не насиловали. Но почему лежит здесь раздетая? Кто раздел ее? Человек, спасший ее? Или Верьгиз? Если так, значит, спасителю не удалось с ним справиться?

Комната была пуста, только ее низкое ложе – не кровать, не диван, а какой-то топчан, – стояло посреди комнаты. Ложе было застелено черным бархатом, и Женю при виде этого заколотило снова.

Соскочила с топчана, бросилась к узкому окну – и сразу поняла, где она находится. Это не город – это деревня… Дом, видимо, стоял на возвышении: пониже спускался к реке сад; река неширокая, гладкая, словно серая лента; на другом берегу темнел лес.

Солнце было затянуто облаками, так что не поймешь, какое сейчас время суток. Ясно только, что не ночь.

Это Сырьжакенже, да, конечно, Женя не сомневалась ни минуты. Значит, спаситель потерпел поражение, Верьгиз захватил ее и увез в свои владения.