Ведьмин коготь

– А этот следователь не только слышал этот рассказ своими ушами, но и видел человека, который с ним говорил. Видел, как тот потрясен и испуган! А поверил следователь еще и потому, что сам был родом из тех мест и кое-что знал о том, что могут творить мордовские колдуны. Кроме того, его задело имя Верьгиза. Оказывается, этот человек уже слышал о Верьгизе, когда вел расследование неких мошеннических сделок. Суть его состояла в том, что практически все дома в Сырьжакенже и окрестных деревнях были за последние несколько лет куплены Верьгизом. Он не выгонял прежних хозяев, позволял им жить в проданных ему домах и пользоваться очень немалыми приусадебными участками, но люди должны были платить ему арендную плату. Жалоба началась после прихода в прокуратуру анонимного письма, которое гласило, что все люди, продавшие Верьгизу дома, фактически превратились в его рабов, потому что деньги, которые они получали за продажу и переводили на счета, открытые в одном из банков Арзамаса, неведомым образом исчезали со счетов. Банк принадлежит некоему Павлу Вячеславовичу Абрамцу. Этот же Абрамец – владелец почти всех заправочных станций в Арзамасе и на федеральной трассе близ города, но главное, это именно он – тот самый нотариус, который оформлял все сделки купли-продажи, в которых участвовал Верьгиз. Возможно, у них с Верьгизом существовал некий мошеннический тандем. Скорее всего, так оно и было! Но как только тот следователь начал подбираться к Абрамцу, как только собрался встретиться с ним, он погиб. Машина его попала в аварию из-за неисправности бензобака и сгорела. По странной случайности, в машине в это время находились все папки с документами, которые касались начинавшегося расследования деятельности Верьгиза и его связи с Абрамцом. Больше этим никто в прокуратуре не занимался, потому что в деятельности Абрамца ничего противозаконного, а также связи с Верьгизом найти не удалось. Так же, впрочем, и странные вещи, чинимые Верьгизом, остались только страшными сказками – никто их не подтвердил, да и односельчане его никаких претензий к нему больше не имели. Того же, что написал первую анонимку, тоже не нашли. Якобы утонул, а тело унесло течением. Мой друг знал об этом деле только по рассказам покойного сослуживца, да и то не вполне уверен, верить этому или нет.

– Еще бы односельчане Верьгиза имели к нему какие-то претензии! – воскликнул потрясенный Трапезников. – Он не просто обладает мощным гипнотическим даром – он в самом деле колдун, злой колдун, как в сказках, у него и прозвище – Чертогон! Это мне один друг его детства рассказывал, Гарька.

И Трапезников замер, словно увидев преждевременно постаревшую улыбчивую физиономию под капюшоном брезентового неуклюжего плаща и услышав веселый голос малорослого пастуха:

«Да ты его спроси, знает ли он Гарьку Аверкина, он сразу скажет: это мой старинный друг! Гарька, Гарай, значит, – это по-нашему, по-эрзянски, а крещен был в Арзамасе Гавриилом. Но дружки меня все равно Гарькой звали. У нас тут у всех два имени, у эрзян, да и у русских. Колька Резаев на самом деле Куляс, Семен Пиксаев – Симдян, даже у Ромки Верьгиза настоящее имя Павел, хотя мы его всегда Ромкой зовем или Чертогоном».

– Эй! – раздалось встревоженное восклицание, и Трапезников очнулся. – Что такое с вами?!

– Я вспомнил, слушайте, я вспомнил одну странную вещь, – пробормотал он неуверенно. – Тот же друг детства сказал мне, что Романа Верьгиза, Чертогона, на самом деле зовут Павлом! Вы понимаете?! Но ведь и Абрамца зовут Павлом!

Алик Фрунзевич растерянно уставился на Трапезникова, потом хрипло выговорил:

– Ничего себе! Ни-че-го себе! То есть мы можем предположить, что Верьгиз и этот нотариус по фамилии Абрамец – один и тот же человек? Но слушайте, это предполагает такой уровень подделки документов…

– …или такой уровень колдовства, – перебил Трапезников, – который даже вообразить невозможно. И я не вообразил бы, если бы не видел фактов этого колдовства своими глазами. – Он ошеломленно потряс головой: – Нет, честно говоря, у меня до сих пор остаются некоторые сомнения в том, что это происходило на самом деле: возможно, я просто стал жертвой гипноза, внушения невероятной силы. Но если даже это так, Верьгиза все равно надо остановить! Тогда, возможно, я найду живой свою жену, и Михаил Назаров окажется в полном порядке, и Женю я смогу спасти.

«И они с Назаровым упадут в объятия друг друга, забудут старые распри и помирятся для новой жизни, а мы с Валентиной продолжим делать ребенка», – мысленно закончил он с горькой иронией, от которой стало жутко даже самому – жутко и стыдно оттого, что он не желает примирения Жене и Михаилу Назарову, и никаких детей от Валентины он уже не хочет, и ее саму не хочет, а хочет только…

Ладно, замнем для ясности!

– В любом случае, – с отчетливым ощущением вкуса желчи во рту, вкуса предательства и горя, проговорил Трапезников, – я должен ехать в Сырьжакенже.