Ведьмин костёр: обожжённые любовью

Хоть и не надеялась я увидеть родные лица обозных, все же вглядывалась в скоморохов и балалаечников. Вдруг кого-то из них послал Петр? Знает же, где искать приемную дочь. Но как бы я не пыталась угадать знакомые повадки в прячущихся за масками людей, никого не признала. Да и ко мне никто не стремился приблизиться.

За окном уже стемнело, а пир все длился и длился. Хмельного пива хватило, чтобы некоторые пустились в пляс. Малые, пришедшие с родителями, стайкой носились из угла в угол. Не удержались и дети князя – разделились, чтобы сбиться кучками: парни рядом с парнями, девки с девками. Переглядывались, прыскали в ладошку, толкались и подначивали друг друга. Дочери князя раскраснелись, заневестились. Им хотелось нравиться, и наверняка здесь был тот, кто мечтал одну из них сделать своей.

Я и сама помнила себя такой же на праздниках, устраиваемых отцом. Сердцем чувствовала приближение новой, самостоятельной и непременно счастливой жизни. Мимолетные воспоминания неожиданно больно ударили по душе. Я как никогда почувствовала себя одинокой. Вроде и гостей полно, а одна. Кругом одна.

– Гадания! Гадания! – понеслось по залу, и молодежь тут же точно ветром сдуло. Похватали свои шубы и шапки и бросились на улицу. За ними потянулись и остальные. Двор ярко освещался разложенным по центру костром.

Я не знала, куда себя деть, а потому, огляделась, ища Уладу. Надеялась, что служанка проводит меня до моей горницы, но ее нигде не было видно. Уходить одна я побаивалась. Вроде и не смотрела на меня старшая жена князя, намеренно отводя взгляд в сторону, а чудилось, что она захочет уязвить и как-нибудь проучить наглую рома, забравшуюся в дом к ее мужу.

Младшую жену, вон, научила. Та не только не ела, но и не поднимала на Добронегу и общего супруга глаза. Мне ее стало жаль. Если бы знала, в чем ее винят, даже попыталась бы утешить, поддержать добрым словом. Не знаю, были ли у нее на женской половине доверенные люди, которым она могла поплакаться, но сейчас мы обе с ней оказались неприкаянными.

Когда я уже решилась встать и уйти – князь отвлекся на разговор с каким–то купцом, в палаты вошел перехожий человек с длинным посохом. На конце посоха при каждом шаге тренькала связка колокольчиков. Сквозь лохмотья просвечивало немытое синюшное тело. Висящие паклей волосы делали и без того неприглядный вид еще более удручающим.

Добронега с недовольством посмотрела на перехожего человека, но выгнать не решилась. Не положено в Сочельник отказывать от стола случайному путнику. Тот не стал своевольничать, притулился с краю – там, где гости разошлись, оставив после себя лишь объедки. Придвинул к себе миску, стал жадно хлебать. Хотел попить, но рядом не оказалось ни слуги, ни полного кувшина с квасом. Пошарил глазами по столу и вдруг поднял их на меня.

Не знаю, почему, но я почувствовала призыв. Неведомая сила подняла меня, заставила взять стоящий рядом кубок и подойти к путнику. Протянула ему и подождала, когда тот напьется.

– Я видел брата твоего, – вытерев пенные усы, произнес нищий надтреснутым голосом. – В Арпатских горах у ведьмовского источника. Он ждет тебя.

Я грустно усмехнулась.

– Что–то вы путаете, – мягко сказала я. – Никто не ждет меня в Арпатских горах. Нет у меня брата и никогда не было.

– А это тогда что?

Он порылся в своей изношенной суме и вытащил на свет небольшой тканевой сверток. Раскатав его на столе, показал мне кивком на содержимое. Я отшатнулась, увидев рыжий локон, перевитый шелковой ленточкой.

– Что это? – придя в себя от волнения, я наклонилась, чтобы рассмотреть.

Уж больно волосы были похожи на те, что я так любила навивать на палец. Сжалось болью сердце. Нет больше моего Игоря. Чей–то чужой локон принес путник. Да и вроде цветом посветлей, чем был у любимого.

– Брат со своей головы срезал. Сказал, ищи такую же, как я, поцелованную солнцем. Пусть придет.

– Как зовут его? – выдохнула я, беря ленточку с пучком волос в руки.

– Чего это ты здесь разложился, будто у себя дома? – ответить нищему не дала появившаяся за спиной Добронега. – Поел? Попил? Ступай своей дорогой, иначе сейчас позову людей.

– Я не сделал ничего плохого, – человек втянул голову в плечи. – Дай, хозяюшка, еще немного погреться.

Перехожий человек суетливо дернулся, понимая, что вперенный в него грозный взор ничего хорошего не сулит, сгреб свою суму да неудачно. Из нее вывалились нитка бус, недорогие серьги, женский головной платок. Я неуклюже присела, чтобы собрать оброненное, и увидела, что незнакомец бос. Это в зимнюю стужу–то? А ножка у него маленькая, будто женская.

– Давай–давай, пошевеливайся, – Добронега указала пальцем на дверь. – Народ только смущаешь.

Я поднялась, опираясь на скамейку. Живот мешал быть более ловкой. Торопливо засунула в нищенскую суму не только выпавшие вещи, но и каравай со стола. Пошла, точно привязанная, за перехожим, когда тот заторопился к выходу. Хотелось поточнее расспросить про «брата».