Ведьмин костёр: обожжённые любовью

– Меня дядька Петр обучил – командир ватаги скоморохов, – упорствовала я.

– Не ври, – произнес князь с укором. – Я просил его весточку прислать, как только они табор Гожо догонят, но Петр сказал, что писать не обучен. Тогда договорились, что он монету, сорванную с ожерелья рома, мне пришлет. Как знак того, что получилось Зорьку вернуть.

Я закусила губу. Ну нельзя мне князю открываться. Стоить только сказать одно слово, как всю правду до последней буквы из меня вытянет. Вижу же, какой въедливый.

– Молчишь? – князь вздохнул. – Что же, время придет, сама признаешься. А сейчас быстро переоденься. Я за дверью подожду.

Он открыл дверь и впустил топчущуюся за порогом Уладу.

Я еще плотнее сжала зубы. Князь нахмурился.

– Будешь противиться, я сам с тебя одежду сниму. Только учти, я могу не сдержаться, тело твое руками огладить. Люба ты мне.

Я стащила с головы платок и отдалась на волю служанки.

Спустились в каменные палаты мы вдвоем. Рука об руку. Стоило нам появиться на лестнице, как голоса смолкли. Все гости развернули головы в нашу сторону. Людей было так много, что я не сразу поняла, где среди них родные князя.

Они меня беспокоили больше всего. Как примут? Не затаят ли зло? Если Бажену со свету сживают наветами, то поневоле думается, что руку к ее несчастьям приложила Добронега. Как простить ту, из–за которой сослали в терем у реки? Что уж тогда говорить обо мне, незаконно занявшей горницу рядом с покоями князя? Тут не у одной, а сразу у двоих зубы будут точиться.

Я поискала их глазами, но только когда разошлись по местам, поняла, кто есть кто. Столы стояли скобой, где за поперечный прошли князь и две его супружниц, а к двум длинным направились остальные гости. С облегчением я отметила, что Олег не обидел жен, посадив рядом с собой приблуду, какой я себя здесь чувствовала. Мне указали на иную скамью, возле которой я и замерла, ожидая, когда княжеская семья рассядется.

По правую руку от супруга опустилась женщина в высоком кокошнике и в темных, но богато расшитых одеждах. Как я поняла – старшая жена. А по левую руку от него разместилась младшая, Бажена. Была она тиха и бледна, хотя румяна навела на пол–лица. Мне выделили место на скамье наискосок от нее, так что время рассмотреть женщину, попавшую в немилость у князя, я улучила. Милая, с пухлыми губами и небольшим носиком. Глаза заплаканы. И кокошник у нее не такой высокий, и одежды не кричаще–вычурные. Нет тяжелого бархата и мехов, какими укутала себя Добронега.

Бажена смотрелась противоположностью старшей супруги. Точно князь нарочно выбирал, чтобы ничто в ней не напоминало Добронегу. У той черты лица были крупными, глаза широко посаженными. Лицо круглое, брови густые, взор надменный. Про таких женщин говорят «кость широкая, рука тяжелая». Она только мазнула по мне взглядом, а у меня тут же засосало под сердцем от нехорошего предчувствия.

Глава 15

Стоило перевести взор на сидящих напротив, как я столкнулась с любопытными взглядами трех юных созданий. В них не читались ни ненависть, ни надменность перед человеком, низшим по происхождению. Они просто изучали меня, как стали бы рассматривать зверька в клетке.

Княжеские дети были погодками – так обмолвилась о них Улада. Юноша – младший из всех, казался копией отца. Таким, должно быть, выглядел князь в пору отрочества. Темные волосы, падающие тугими кудрями на плечи, были перехвачены серебряным обручем. Мягкий взгляд голубых глаз делался бархатистым благодаря длинным ресницам и разлету густых бровей. Над верхней губой угадывался легкий пушок. Отец и сын смотрелись так же, как смотрится жеребенок против сильного коня. Когда–нибудь сын станет таким же уверенным в себе правителем.

Сегодня хозяин палат тоже красовался надетым на волосы обручем. Только был тот золотым и помассивнее. На широкой груди цепи с оберегами, крупная серьга в ухе. На руках кольца с каменьями. Я сразу отметила и дороговизну тканей, и выставленное на показ богатство. Хорош.

Князь улыбнулся мне, заметив, что я его рассматриваю. Смутившись, что была поймана, я опустила глаза. Троица напротив не пропустила наши гляделки. На лице княжеского сына появилась открытая улыбка, а дочери поджали губы. Ревнуют.

Обе сестры пошли в мать. Грубоватые, точно высеченные из камня лица и фигуры. Нельзя сказать, что совсем некрасивые – их спасал свет молодости. Но пройдет десяток лет и от привлекательности не останется и следа. Отчего–то я была уверена, что они не раз спрашивали у богов, почему те не дали им такой же белой кожи и светлых глаз, как у брата. Чернавки, хоть и разодеты в парчу и бархат.

Я вздрогнула, когда по залу пронесся волчий вой. Забыла, что с него, означающего поворот солнца к весне, начинается веселый праздник Коляда. В зал толпой ввалились ряженые, стройными голосами затянули хвалебную песню. Сначала чествовали хозяина, потом его государынь, а уж следом не обделил и гостей. Многочисленные слуги наполняли кубки, разносили еду, а изголодавшиеся за неделю воздержания гости ели–пили и веселились.