Ведьмин костёр: обожжённые любовью

На улице выпал свежий снег, во дворе дети катали снежную бабу. У ворот девицы со смехом бросали сапожки, чтобы узнать, с какой стороны придет жених. Знакомые гадания. Парни устроили молодецкую свалку, играя немеряной силой. Все, как и положено в Святки.

– Постойте! – окликнула я незнакомца у распахнутой настежь двери. – Почему вдруг решили, что я та самая сестра? Вдруг ошиблись и другой нужно показать весточку?

Я протянула рыжий локон, чтобы вернуть, но нищий не взял.

– Оставь себе. Он сказал, что я сразу узнаю. Я и узнал, – незнакомец перевел с меня глаза на Добронегу, которая из глубины палат зорко следила, чтобы перехожий человек покинул дом. У меня у самой от ее взгляда мороз шел по коже. – А ей скажи, – вдруг кивнул нищий на старшую княжескую жену, – чтобы поласковей с людьми была. Хотя бы перед смертью. Боги спросят с нее.

Меня сильно поразили слова незнакомца. Я застыла, переваривая сказанное. Очнулась, услышав, как под шагами незнакомца скрипит снег. Вспомнила, что на нем нет обуви, и кинулась следом. Тронула за локоть.

– Подождите. Возьмите мою обувку. У меня есть другая. А вам надо. Иначе замерзнете, – вот вроде и никчемный с виду человек, а язык не поворачивался обращаться на «ты».

– Я привыкший, – нищий покачал головой.

– Да помогите же мне! Не видите, живот мешает снять чуни, – я подняла юбку, под которой открылись войлочные башмаки. Вопреки желанию князя я не надела сафьяновые сапожки, рассудив, что их под длинным сарафаном все равно видно не будет.

Опершись о плечо нищего, потрясла ногой, заставляя чуню сползти. Потом потрясла второй. В довершение сняла с себя пуховую шаль, которую накинула больше для того, чтобы живот прикрыть, чем обогреться.

– Берите, от души даю! – попросила, уловив его удивленный взгляд, нацеленный на мой живот. – Не возьмете, так и останусь стоять босиком на морозе.

Нищий смилостивился. Сел на снег и натянул чуни на себя. Улыбнулся какой–то радостной мальчишеской улыбкой, показывая обутые ноги.

– В самый раз.

Укутавшись в мою шаль, незнакомец поклонился в пояс.

– Великая Ткачиха не обделит вас милостью.

Развернулся и пошел, не оглядываясь.

Ноги мерзли, и я быстро поднялась на крыльцо. Встав на деревянный порог, оглянулась. Нищий удалялся, не оставляя на снегу следов. Я моргнула, не веря своим глазам. А он смешался с толпой гуляющих и… исчез.

– Что он тебе сказал? Покажи, что у тебя в руке?

Так и знала, что Добронега устроит допрос. Не удержится, чтобы не проявить свою власть. Можно было ответить дерзко, что не ее ума дело, о чем мы с нищим говорили, но решила на рожон не лезть. С нее станется в волосы вцепиться. Видно же, что крута нравом. Такую и князь не остановит. Потому и отселил от себя, чтобы меньше вмешивалась.

– Он мне весточку от родного брата передал, – я открыла ладонь с рыжей прядью.

Добронега посмотрела на нее недоверчиво. Скривила брезгливо лицо.

– Если вздумаете сговориться против князя и учинить ему беду, я лично с тебя, чужеядки, шкуру спущу.

– Не вам меня попрекать хлебом, – не выдержала я. Еще никто меня чужеядкой не называл. – Не с вашего стола ем.

– Мой сын наследник всему. И из кармана сына каждый грош, что на тебя его отец тратит, убывает. Поэтому все, что здесь происходит – мое дело. Отдала шаль нищему – считай в мой карман влезла. А раз без спроса отдала, то по всему выходит – своровала.

Я закусила губу, заставляя себя промолчать.

Глава 16

Улана, как почувствовала, что я попала в беду, выросла рядом.

– Вам нехорошо? – всплеснув руками, нарочито громко произнесла служанка.

Я кивнула, и тогда она подхватила меня под локоть и повела наверх. Я спиной чувствовала полный ненависти взгляд Добронеги. Хоть и старались родители дать ей красивое имя, не было в ней ни добра, ни неги.

Только вошли в горницу, как следом влетел князь.

– Почему босая? Я на лестнице увидел, что ты без обуви. Улана, быстро принесли горячей воды.

Подхватив меня на руки, усадил на кровать и, укутав плечи пуховым одеялом, принялся растирать стопы. Мне было страшно неловко, что передо мной на коленях стоит см правитель Града и греет дыханием мои ноги. Я чуть ли не наяву ощутила, как горит на спине кожа, которую пригрозилась спустить с меня Добронега.

– Кто я вам? – не хотела лишний раз вопрошать, но спросила.

– Богами данная, – Олег поднял на меня глаза. В них плескалась нежность. – Сердцем чувствую, что не просто так ты появилась в моей жизни.

– А если я беду принесу?

– Выдержу. Будь только рядом. Если захочешь, дитя твое за свое буду выдавать. А мы с тобой еще народим, общих. И будут они мне все дороги.

– Экий вы скорый. Я всего второй день в вашем доме, а вы о детях заговорили. Будто вам мало тех, что уже есть. Неправильно все это. Мы чужие друг другу. Незнакомцы.