Ведьмин костёр: обожжённые любовью

– Это не Добронега, – она кивнула куда–то в сторону. – Таких боги быстро не забирают.

У ворот, куда подавали сани для отъезжающих гостей, стояло особняком четверо: надменно вскинувшая голову мать и трое ее детей.

– А кто же тогда? – я прижала пальцы к губам.

– Не понять, – покачала головой Улада.

К князю кинулись помощники. Кто–то стащил из саней войлок и накинул на жертву, чтобы погасить огонь. Олег поднялся, пошел в дом на подкашивающихся ногах, позволив сбежавшимся слугам заняться лежащим на снегу человеком.

– Бажена… Бажена… – понесся по толпе шорох. – Сама в костер кинулась… Руки на себя хотела наложить… Выживет ли?.. Нет, уже испустила дух…

Мы с Уладой переглянулись. Самоубийство во все времена считалось тяжким грехом. Свершившему его не полагалось место на кладбище – его ждала яма–скудельница где–то в лесу, по нему не свершались заупокойные службы и даже не держался траур. После смерти такой человек считался нечистым духом. Заложный покойник укладывался в гроб вниз лицом, а яма забрасывалась камнями, чтобы, превратившись нечисть, он не мог выбраться на волю и тревожить живых.

– Это же до какого отчаяния нужно дойти, чтобы наложить на себя руки? – прошептала я, пятясь к стенке, чтобы прижаться к той. Ноги не держали. Не было сил уйти, но и смотреть, как дымится тело под кошмой, было страшно. Я так и не вызнала причину раздора Бажены с князем, поэтому сейчас терялась в догадках.

Я видела, как как заторопилась Добронега с детьми к саням, чтобы быстрее покинуть омраченный несчастьем праздник. Не могла тронуться с места, когда мать Бажены, присутствующая здесь же в качестве гостьи, кричала и заламывала над ее телом руки. Как погибшую завернули в войлок и унесли в конюшни. Теперь даже в такой милости, как возвращение в дом, ей было отказано.

– Пойдем, Ягори, все кончено, – Улада потянула меня за рукав. – Вернемся в покои, а то застынем вконец.

– Расскажи мне о Бажене, – попросила я, когда служанка вновь уложила меня в постель.

Страшная смерть младшей жены князя так повлияла на нас обеих, что мы забыли о несчастье, случившимся с Уладой – о гневе Добронеги и отрезанной косе. Что коса против смерти доведенного до отчаяния человека? Волосы отрастут, а молодую женщину к жизни не вернешь.

– Она появилась в нашем доме в начале весны, – Улада принесла скамеечку и села возле кровати. Рассказ ожидался долгий. – Бажена всегда была тихой. Чуть что ярко краснела. Говорила вполголоса. Князь был нежен с ней. А как радовался, когда узнал, что его молодая жена беременная!

Я встрепенулась. У князя должен был быть еще один ребенок? Но раз его нет, значит, произошло нечто страшное?

– Она родила в середине осени, а не как ожидалось зимой. Ребенок оказался слишком мал и слаб и через день умер. Вот тут–то и пошел слух, что отцом его был вовсе не князь. А потом нашелся человек, который проговорился в трактире, что состоял в любовниках у Бажены. И что встречались они даже тогда, когда она вышла замуж за князя. Хозяин по весне часто уезжал из дома, так что было время, чтобы с чужим мужем снюхаться. А что касаемо крови на простынях после их первой ночи, так поговаривали, что это куриная кровь, которую невеста заранее припасла в склянке. Сама же Бажена клялась, что все чистой воды навет.

– И что? Князь поверил? – я живо представила, как тяжело было отбиваться от вымыслов несчастной, которая не только ослабла после родов, но похоронила ребенка. – Не тряхнул за грудки мужика, что на его жену наговаривал?

– Хотел бы тряхнуть, но мужика того вскоре из реки выловили. Его вдова с детьми убралась из Града сразу после похорон. Но сказывали, что она обосновалась в соседней Калети, где купила большой дом. И по всему выходило, что оказалась она вдруг после смерти мужа при деньгах.

– Ему заплатили за навет, а потом убили, чтобы не отказался от своих слов, – выдохнула я, понимая, какие сети сплели против Бажены. Кому–то не пришлась она ко двору. – Но почему она не кинулась в ноги к князю и не поклялась самым дорогим – жизнью матери, раз была чиста?

– Она после смерти сына никак отойти не могла. Заговаривалась. Сколько раз находили ее на кладбище и домой вели. Босую, растрепанную. Стали отварами отпаивать, и вроде ей полегчало. А она, видишь, что учудила.

– Но князь–то, князь! Неужели не смог распознать, где правда, а где кривда?

– Хотел бы. По первой каждый день приходил к жене, сидел у кровати, жалел. Но та лишь однажды сказала, что не виновата, а потом как воды в рот набрала.

– В себя ушла, – догадалась я.

Я еще маленькая была, когда жила в родительском доме приживалка, которая за раз потеряла мужа и детей. Лодка на реке перевернулась, и все как один сгинули в стремнине. Так она тоже поначалу говорила, плакала и спрашивала, как жить дальше. Потом перестала говорить. Сидела и смотрела в одну точку. Ее даже силком пытались кормить. Но нет, зачахла. Видать, и Бажена от глубокой тоски и несправедливости страдала.