Ведьмин костёр: обожжённые любовью

– Какие у вас в доме порядки? – поинтересовалась я, глядя на себя в зеркальце.

Понравилось мне, как умело Улада заплела косы и красиво уложила короной. Одежда тоже пришлась по душе. Из простой ткани, но хорошо сшитая. Нижняя рубаха до пят. По вороту верхней и по подолу теплого сарафана – вышивка. На здешний манер надели на меня еще белый фартук, но я сняла его, чтобы сарафан, и без того поднявшийся впереди из–за живота, спадал вниз свободными складками.

– Простые порядки. Как у всех. Встаем затемно, – Улада раскладывала принесенные наряды по сундукам. Говорила неторопливо, часто делая остановки, чтобы рассмотреть принесенное. – Накрываем стол для перехватки на заре. Потом, как полагается, обед, полдник и ужин. А уж перед самым сном паужин. Утром творог и каша, в обед уха, ботвинья или калья. Вечером с реки приносят рыбу. Соль только возле хозяина, остальным не положено. Слуги едят в трапезной, а хозяину накрывают в главной зале.

– Его родные сходятся к столу? – меня волновала встреча с княжеской женой и детьми.

– После Иванова дня ест один или с гостями, что были приглашены. Бажена из своих палат не выходит, ей туда носят.

– А дети?

Ладно, князь дуется на жену, но дети же не виноваты, могли бы трапезничать вместе?

– У хозяина только от старшей жены есть. Они с матерью в тереме у реки живут. Сын и две дочери. Больше уже, на выданье. Сюда редко приходят. Обычно он сам их навещает. Вот только не знаю, как пройдет застолье на Коляду. В этот день все у нас собирались. Пир горой устраивали.

Мое сердце екнуло. Рано радовалась, что никого из его жен не увижу. Придется знакомиться, если только хозяин не велит мне в горнице сидеть.

– Скажи, а шутов–балалаечников князь к себе на пир приглашает?

– Какое без скоморохов веселье? – хмыкнула Улада, перестилая мне кровать на все новое.

– Я знаю, что на дальней стороне ярмарки лучшие ряженые выступают. Их ватажный командир дядька Петр. Вот бы их сюда зазвать. Животы бы надорвали над частушками. А уж кукольники какие они затейливые!

Пусть неловко, но я попробовала намекнуть. Наверняка спросят у Улады, о чем с новенькой беседовали. Может, и прислушаются к моему совету.

Вопреки ожиданиям, что есть придется вместе с князем, обед накрыли в моей комнате. На одного человека.

– А хозяин? – спросила я у служанки, хлопочущей у стола.

– Так нет его дома. В город вышел. Мальчонка какой–то прибежал, сказал, что в таборе рома убили кого–то.

Я схватилась за сердце.

– Уж будь добра, как разузнаешь, шепни мне. Сама видишь, я из рома. Может, знакомый кто пострадал.

– Не похожи вы на рома. Слишком кожа белая, да волосы точно огонь.

– Не выдумывай, рома разные бывают, – отрезала я. Увидев, как смутилась девушка, сменила тон. – Давай условимся, что я не хозяйка тебе, а ровня. Называй меня Ягори. Если сладимся, будем подругами. Я тебе добра не забуду.

– А нагадать мне грядущее можешь? – сама простота Улана тут же решила воспользоваться «подружкой». Глядя умоляюще, протянула руку ладонью вверх.

– Позже, милая. Еще не время тебе будущее знать, – я взяла ложку и принялась хлебать уху из речной рыбы. Наваристая, она горячим медом потекла по горлу.

Я изводилась без новостей о таборе до поздней ночи. Улана ходила за мной по пятам, пока не сдалась и не уснула, сидя на стуле.

Не от нее я узнала, что вернулся князь, а по шуму во дворе – окна моей горенки как раз выходили на задние дворы. Въехал он уставший, с осунувшимся лицом. Я вздрогнула и отпрянула т окна, когда он внезапно посмотрел на меня. Затаилась, пока не услышала шаги в соседних покоях. Растолкала Уладу.

– Сходи, разузнай, что случилось и чем дело закончилось. Князь вернулся.

Со сна она не сразу поняла. Зевнув, поплелась к двери. Пришлось в спину толкнуть, чтобы пошевеливалась. И только выпроводила, как отворилась дверь, ведущая в княжеские покои. На пороге стоял он сам.

– Скажи, за что рома может так обозлиться, чтобы за день двух беременных женщин зарезать?

Я схватилась за сердце. Думала, что услышу весть о гибели жениха Зорьки, ведь было мне видение, что беременная поберется к нему, прикрываясь темнотой, и вонзит в его сердце нож. Откуда видела, что беременная? Разглядела, когда она из темноты вынырнула и встала в проеме ярко освещенной комнаты. Больше ничего, кроме блеска мониста не рассмотрела, поэтому и не могла назвать, знакомая мне была или нет.

– Как ее звали? – в памяти всплыли имена, названные Гожо. – Роза, Ляля или… Шофранка?

Из всех троих известны была лишь одна.

– Откуда знаешь? – князь склонил голову на бок.

– Так кто же? – от нетерпения даже топнула ногой.

– Роза и Ляля.

Я выдохнула. Шофранка жива. Надо бы предупредить ее. Я своим языком отправила на тот свет двоих ни в чем неповинных женщин. Вот она, сила слова. Мы произносим, не задумываясь, что оно может иметь такой вес. Я полагала, что Гожо побоится подходить к Зорьке, понимая, что над ним нависла смерть. А он уразумел по–другому отодвинуть ее. Принялся разбираться с любовницами.

– Поймали убийцу?

– Не видел его никто. Остался неизвестным. Со спины нападал. Один удар по шее и все.