Ведьмин костёр: обожжённые любовью

Горан деланно засмеялся и принялся отряхивать штаны. Ни от кого не скрылось, как у него налилось кровью лицо. Игнат тоже не расслаблялся, но Горан все равно обманул его. Делая последний удар ладонью по штанам, вдруг кабаном бросился вперед. Уронил Игната, насел сверху и принялся молотить кулаками по лицу.

Я закричала, но дядька Петр обхватил меня, чтобы я не запрыгнула на спину Горану. Игнат плевался кровью. На нем, пыхтя от натуги, сидел брат. Вытирал о рубаху поверженного кровавые кулаки. Торжествовал.

– Куда тебе, кукольнику, против князя? – с кривой ухмылкой пошлепал по щеке соперника.

– Я такой же кукольник, как ты князь, – тихо произнес, пуская кровавые пузыри изо рта, Игнат.

Я укусила себя за кулак, чтобы не закричать. Зачем он признается, будучи побежденным? За такие слова только смерть!

– Что ты сказал, пресноплюй? – зло сузил глаза Горан.

– Только трус убивает собственную мать. Что, стыдно было ей в глаза смотреть, после того, как вздернул на виселице ее мужа? Поэтому поднял на мать руку? Какими словами она кидалась в тебя, убийцу князя Ратибора? А она ведь любила тебя. Старшенького. Жалела. Помнишь, как ласково называла? Солнцем ясным... Месяцем ладным... Горюшком родимым...

Губы Горана затряслись.

– Откуда знаешь?

– А ты вглядись хорошенько. Можешь даже пощупать шрам, что оставила твоя палица, когда ты сшиб меня с коня. А потом тащил за волосы к воротам, чтобы показать мертвых родителей.

– Я же тебя вздернул рядом...

Горан не сразу смог подняться. А когда поднялся, попятился. Игнат тоже встал. Теперь он казался огромным против втянувшего голову в плечи Горана. Его ноги подкашивались. Понимал, что против вернувшегося из Нави брата он бессилен. Второй раз такого не убить.

Глава 32

В каменных палатах повисла тишина. Боялись подать голос скоморохи, замерли бездвижно дружинники. Они впервые видели того, кто смог покинуть Навь и пришел, чтобы отомстить братоубийце.

– Да, я умер. Но вернулся за тобой, – Игнат потянулся к веревке, которой прежде подпоясывал рубаху. Дернул за узел и, сняв, кинул под ноги брату. – Иди и умри. Так хотят боги.

– Нет! Нет-нет! Боги не хотят моей смерти! – Горан замотал головой, отказываясь брать веревку. Отшвырнул от себя сапогом, будто ядовитую змею. – Я заключил с ними сделку...

– Нет среди богов тех, кто заступится за убийцу матери, – тихо произнес Игнат. Ему ли не знать нравы богов?

Горан неожиданно громко рассмеялся.

– Не заступятся? А это мы сейчас поглядим... – он рванул на груди остатки рубахи и заорал, точно дикий зверь. – Лихо? Ты со мной?!!

– Здесь я, брат, – спокойно ответил княжеский гусляр, спавший до того под скамьей. Это его гусли отдали Егорке.

– Убить их всех!!!

Потянувшись к собственным волосам, гусляр снял их с себя, точно шапку. Бросив на пол, перетряхнул плечами, становясь сразу выше, костлявее и обрыдлее. Его лысая голова пестрела язвами, один глаз, выпав из глазницы на худую щеку, болтался на тонкой жилочке, второй наливался кровью.

Тело Лиха ломало, движения становились дерганными – гусляр теперь вовсе не походил на человека. Стоило ему хлестнуть воздух корявыми пальцами, как половина скоморохов повалилась на пол с криками боли.

Игнат в два прыжка оказался рядом с Лихом, скрутил в кулаке рубашку на груди бывшего гусляра. Притянул к себе, чтобы глянуть в уцелевший глаз.

– Тебе ли мнить себя богом? – прошипел, едва сдерживая ярость.

– А то ты не знаешь, что скоро никого из богов не останется, – Лихо легко оттолкнуло от себя Игната. Тот, опрокинувшись, проехал на спине с добрый десяток локтей. Оглядев корчащихся на полу скоморохов, Одноглазое Лихо облизало тонкие губы. – Дай хоть перед забвением покуражиться.

Лихо тряхнуло кистями, больше напоминающими кости, словно сбрасывало с них капельки воды. Поискало глазами жертву. Громко завизжал Егорка, корчась от боли. Лихо подняло свои гусли и заиграло. Все, кто был в палатах – свои и чужие, начали дергаться в диком танце. Даже дядька Петр, которому крепко досталось в бою, пошел в пляс. Задыхался, но выделывал коленца.

В двери ворвались воины Добронеги. Я обрадовалась, что пришла подмога, но те тут же побросали оружие и закружились на месте, подчиняясь воле Лиха. Оно заметило, что я одна стою столбом. Дернуло острым подбородком, отчего висящий глаз закачался маятником. Неведомая сила ударила меня в грудь и заставила упасть на колени. С моей головы слетел колпак и волосы рассыпались по плечам.

Лихо захохотало, а отсмеявшись, противным голосом запело:

– Ты возьми–возьми, княгиня, ножик на столе,

В пуп всади по саму ручку – так велю тебе,

Кровушкой горячей жертву принеси,

Нету смерти краше, вот и не живи...

И я поползла к столу. Понимала, что сейчас сама себя убью, но была не в силах противостоять страшному желанию. Трясущейся рукой я взяла нож и взглянула на свое отражение в серебряном кубке, стоящем рядом. Я улыбалась!

– Пусти, родная, – руку с ножом перехватил Игнат.

– Нет, боги хотят, чтобы я умерла, – слезы текли по лицу. Я знала, что нужно разжать пальцы, но не могла.