Вот и пацаны уже над ним смеются, разгадали его секрет. Мишка вздохнул и поднялся с бревна.
– Я домой пойду.
– Э, как это – домой? – удивились приятели, – Только вечер начинается, ты куда?
– Да неохота мне, настроения что-то нет, – отмахнулся Мишка.
– Что это ты, Мишка, смурной нынче какой-то? – Витёк пихнул под бок Саню, и подмигнул.
– Так это он потому, что Юлька его любимая, взаимностью ему не отвечает, – важно сказал Саня, – Правда же, Миш?
Мишка отвернулся и зашагал в сторону дома.
– Ты чего? Обиделся что ли? – друзья догнали его.
– Нет, правда гулять не хочется сегодня, – ответил Мишка.
– Знаешь, – вдруг как-то таинственно сказал Санёк, – А я ведь могу тебе подсказать, как проблему твою решить.
– Какую проблему? – не понял Мишка.
– Не притворяйся, тебе же нравится Юлька, так?
– Так, – Мишка понял, что отпираться бессмысленно.
– А я тебя научу, как сделать так, чтобы она тебе взаимностью ответила.
– И как же?
– Надо пойти в лунную ночь на Пустое озеро, и там украсть у утопленницы гребень, которым она волосы причёсывает. И когда она потребует его назад, а она потребует непременно, то вернуть его с обязательным условием – исполнить твоё желание. Ну, ты и попросишь, чтобы Юлька в тебя втрескалась по уши.
– Ты бабкиных сказок что ли на ночь переслушал? – поднял одну бровь Мишка, глядя на друга.
– Ничего я не переслушал. Ну да, это бабка моя рассказывала, что есть такой способ… Проверенный между прочим! Я бы на твоём месте хотя бы попытался, чем ходить и страдать. Между прочим, сегодня как раз Русальная неделя началась. Самое время.
– Ладно, до завтра, – кивнул Мишка.
– До завтра. А над моим предложением ты подумай! – крикнул ему в спину Санёк, и они с Витьком развернулись и зашагали обратно в сторону компании, откуда доносился громкий смех.
Глава 2
На веранде и крыльце горел свет, дед, Игнатий Прокофьевич, сидел на ступенях под жёлтым фонарём и починял мотыгу. Завтра раным-рано, «по холодку», покуда не разгулялось жаркое солнце, баушка собиралась полоть межи в огороде, инструмент понадобится, да чтобы был острый, и не болтался на черенке, как оно самое в проруби, как выражалась сама бабка. Потому дед, промаявшийся весь день в делах, и забывший совершенно про жёнину просьбу, был выпровожен бабкой из избы, несмотря на поздний час, с наказом, чтобы «к завтрему утру всё было, как надоть». Луна, похожая на надкушенный блин, висела над печной трубой в тёмном небе, вот-вот готовая округлиться и стать законченной и брюхатой. Дед напевал что-то себе под нос и ловко орудовал бруском туда-сюда, периодически проверяя указательным пальцем остроту лезвия.
– О, пришёл уже? – удивился он, увидев заходящего в ворота внука.
– Угу, – пробурчал Мишка.
– Чего рано-то так? Случилось чего? – поинтересовался дед Игнат.
– Не, всё в порядке, дед, – Мишка помолчал, – А ты тут чем занят? Чего отдыхать не ложишься? Поздно ведь уже.
– Да вот, сам виноват, бабка ишшо с утра просила довести мотыгу до ума, а я закрутился с делами, да и забыл. Так вот, починяю теперича.
– Понятно, – Мишка присел рядом с дедом, на ступеньку пониже, – Может помочь?
– Да чего тут помогать, сам управлюсь, а хочешь подсобить, так расскажи лучше, какие новости слыхал, что видал нынче?
– Что видел? – Мишка задумался, – На почтальонку Маринку сегодня гуси баталовские напали. Она шла мимо лужка, куда Баталовы их выгоняют всегда пастись, а гусаку не понравилось, видимо, что-то, он и побежал на неё, за ногу хапнул. Маринка в крик, хорошо мы рядом были, подбежали, отбили её от гусака, а он, как собака просто, не оттащить, злющий, кошмар! У Маринки вот такой синячище на ноге остался. Она обещала башку ему отвернуть.
– Хм, гусак-то живой? – хмыкнул дед, перекинув в уголок рта свою папироску.
– Гусак? – не понял Мишка, – А ему-то что сделается? Жив, конечно, мы ж его не трогали, так, прутиком раз хлестнули легонько, чтобы отстал – и всё. А потом Санька его взял в руки, да откинул в сторону, он крыльями захлопал, заругался, да и ушёл важно так, мол, сдались вы мне.
– Дык Маринка-то та ещё язва, яду в ней – во, – дед чиркнул ладонью над головой, – Боязно за животину, как бы не околела теперича, куснув её.
– Де-е-ед, – протянул Мишка.
– А чего дед? Всяк в деревне знает, какой у Маринки язык, хуже грязного помела, так что поделом ей, проучил её гусак малость. А нога ничаво, заживёт.
Мишка улыбнулся.
– Дед, а ты слыхал что-нибудь эдакое про Пустое озеро?
– Чего это – эдакое? – не понял дед Игнат.
– Ну, почему в нём никто не водится, например? И куда вода из него девается осенью? – Мишка начал издалека, чтобы потом перевести разговор в нужное ему русло, но дед вдруг сам заговорил о том, о чём Мишке не терпелось разузнать.
– Дак знамо дело из-за кого не водится, – хмыкнул дед, – Из-за русалок. Они всё употребляют, ненасытные. И рыбу, и раков, и даже лягушек.
– Разве русалки существуют? Я думал, это сказки, – нарочито небрежно и равнодушно возразил Мишка.
– Ага. Сказки. Я вот тоже так же думал, пока с ними не повстречался.
– Ты видел русалок?! – Мишка забыл о конспирации, и аж подпрыгнул на месте.
– Было дело.