– Ну, задумался, видимо, вот и не заметил, – так я решил.
И говорю вслух:
– Здорово, Танюха! Вот так встреча! Ты откуда тут?
Она и отвечает, мол, из Барахтино иду, у подруги задержалась.
– Ну, и славно, вместе веселей идти, – говорю я.
И пошли мы по дороге в сторону деревни. Идём, беседуем о всяком. Вот уже и огни деревни показались, как Танька вдруг остановилась и говорит:
– А пойдём к Пустому озеру? Посидим, поговорим.
Я на неё покосился, думаю, на что это она мне намекает? Вроде как никогда меж нами никакой симпатии не водилось.
– Не, не пойду я, поздно уже, да и есть хочется, мочи нет, – отвечаю.
Она своё – пойдём да пойдём. Я тоже на своём стою – нет и нет. Идём дальше, а Танька молчаливая сделалась, еле ноги волочит.
– Ты устала, что ли? – спрашиваю, – Так недалёко уже, вон и дом ваш виднеется.
А их изба самая крайняя в деревне стояла. А Танька вдруг как оскалится, как вздыбится:
– Не дом это мне, и мать – не мать. Чтоб она сгинула!
Я аж отпрянул:
– Да ты чего такое несёшь? – спрашиваю.
А у неё лицо такое, серое стало вдруг, глаза мутные сделались. Мне аж не по себе стало. И я, хоть и комсомольцем был, руку поднял, да перекрестил её. Что тут началось! Зашипела она, как кошка, заскулила, как раненый зверь, и кинулась в кусты. А я был ли нет – дёру дал. Как до дому добежал, сам не помню. Мать меня увидела, испугалась, на тебе, говорит, лица нет. Я ей и рассказал про Таньку.
– Чего это с ней? Больная что ли стала?
А мать побелела аж, и говорит:
– Да ведь пропала Танька две недели как, не нашли её.
После меня и другие Таньку видели, уже на озере том. А тётка Раиса, матушка её, добром не кончила, обезумела, бегала по деревне и шептала, что Танька к ней каждую ночь приходит, да на озеро зовёт. А после нашли тётку Раису в сарае, в петле.
Дед встал:
– Спину ломит, к дожжу что ли. Пойдём-ка спать.
Мишка поднялся и пошёл следом за дедом в дом. Жёлтый фонарь на крыльце потух и двор погрузился в темноту.
Глава 3
Когда над деревней занялся рассвет, Мишка уже торопился с росистых лугов с небольшим букетиком в руках к Юлькиному дому. Стояло раннее утро, даже пастух ещё не выгнал разноголосое своё стадо, мычащее и блеющее на все голоса, пылящее копытами по грунтовой дороге, и просовывающее любопытные морды между досками заборов, вытянувшихся вдоль улицы. Круглый блестящий глаз заглядывал в чужой двор или огород и озирался кругом – что съестного тут найдётся? Но тут же бдительный пастух подгонял своих подопечных и они, насилу оторвавшись от щелей в заборе и созерцания, возмущённо блеяли, мычали и топали за своим командиром дальше, на сочные пастбища. Но сейчас даже они ещё спали.
Мишка, озираясь, как вор, прокрался к знакомому огороду, зашёл с задков, где не было ни тропинки, ни дворов, и никто не мог увидеть его здесь в столь ранний час, и перемахнул через забор. Совершив короткую перебежку от густых зарослей вишни и ирги, и, прошмыгнув между яблонями, он подошёл к кустам смородины. Вот и заветное окно. Отворено, как всегда. Мишка привстал на цыпочки и осторожно заглянул внутрь. Сквозь старомодное, но чистое, белое кружево штор, смутно вырисовывались очертания кровати, подушки и светловолосой головы на ней. Юлька. Такая нежная, хрупкая, такая родная, совсем близко от него, совсем рядом… Мишка улыбнулся. Солнечный зайчик скользнул по стене и прыгнул на щёку девушки, а затем, в точности так же, как минутой ранее сделал это взглядом Мишка, на цыпочках перебежал на Юлькин нос, пощекотал его, и девушка поморщилась и чихнула. Мишка тут же присел, спрятавшись в кустах, переживая, что девушка проснётся сейчас и, увидев в окне его торчащую макушку, может испугаться.
Но, кажется, миновало. Из окна не доносилось больше ни звука. Мишка вновь приподнялся и заглянул сквозь шторы. Вчерашний букетик стоял на столе в той самой вазочке. Мишка отодвинул тихонько край шторы и посмотрел на Юльку, она была прекрасна: изящная и неземная, она крепко спала, одна рука её свесилась с постели вниз, на тонком запястье красовался браслетик из ярко-синих стеклянных бусин, длинные волосы окружали милое личико, верхняя пухлая губка была чуть приподнята, и под нею виднелись белые зубки с небольшой щелью между ними. Данная черта её внешности всегда особенно умиляла Мишку, из-за этой особенности улыбка Юльки выглядела такой беззащитно-детской, что хотелось оберегать её и защищать от всего дурного. С плечика девушки соскользнула бретелька нежно-розовой сорочки, обнажив его, маленькая ножка с прозрачно-голубой жилкой сбоку высовывалась из-под одеяла наружу. Мишка сглотнул, почувствовав внизу живота приятную сладкую тяжесть. Он отвёл взгляд от девичьих прелестей, положил свой сегодняшний букет на подоконник, бесшумно прикрыл штору, и развернулся, чтобы уйти… но не успел.
Крепкая рука схватила его за шиворот, и кто-то поволок его прочь от окна. Свистящий, грозный шёпот раздался над самым его ухом.
– Так вот кто нам цветочки таскает! Ну, погоди, стервец, я те покажу! Подглядывать он вздумал, ишь чаво…