«Надо пойти в лунную ночь на Пустое озеро и там украсть у утопленницы гребень, которым она волосы причёсывает. И когда она потребует его назад, а она потребует непременно, то вернуть его с обязательным условием – исполнить твоё желание. И попросишь, чтобы Юлька в тебя втрескалась по уши.»
Какая-то неоформленная мысль металась раненой птицей в его сознании, как в клетке, не находя выхода. Прохладный ночной ветерок залетел в открытое окно, освежил своим лёгким касанием пылающий Мишкин лоб, и его озарило вдруг такое простое и лежащее на поверхности решение:
– Нужно попросить у русалки, чтобы Юля стала здоровой!
Эта мысль молнией сверкнула в ночи, и Мишка, не в силах более лежать, вскочил на ноги и принялся натягивать одежду. Решение пришло мгновенно – он сейчас же, не откладывая, отправится на Пустое озеро.
На цыпочках, неслышно ступая, он прокрался к двери, прислушался: бабкино сопенье и дедов храп были надёжными показателями того, что старики крепко спят. Мишка отворил дверь и вышел во двор. Ночь стояла лунная и весь двор озарён был бледным её сиянием. В этом призрачном свете всё казалось совершенно иным, нежели днём. Деревня молчала. Всё кругом погружено было в глубокий сон. Мишка, не отворяя ворот, перемахнул через забор и твёрдым шагом зашагал в сторону заливных лугов. Он шёл и размышлял о том, что выглядит в данный момент, как придурок, и если вдруг его увидят сейчас припозднившиеся на гулянке пацаны, то смеху и подколов потом хватит на всё лето. Мишка пошёл у русалки гребень воровать! Вот потеха! Поверил в бабкины сказки!
– Да и плевать, – Мишка стиснул зубы, – Пусть потешаются, если хотят, а на войне, как говорится, все средства хороши. И если эта легенда правда, и русалки на Пустом озере действительно существуют, то он найдёт способ украсть у неё чёртов гребень и заставить эту селёдку исполнить его желание.
Луга закончились незаметно, словно кто-то невидимый в мгновение ока перенёс Мишку на руках к самому озеру. Его серая гладь сейчас казалась серебристой, сияющей.
– Странно. Дневной свет эта вода поглощает, а лунный, стало быть, отражает? – удивился Мишка, – Вон и лунная дорожка как играет, переливается на ней.
Он присел в высокую траву и притаился. У воды было холодно. Из близкого леса доносилось уханье совы. Кто-то большой топтался там, ходил, вздыхал, причмокивал, похрустывал ветками. Таинственно и тихо было кругом. Некая неуловимая вуаль висела в воздухе, окутывая, укрывая всё пространство над озером, ограждая его от остального мира. Внезапно вода вздрогнула, Мишка напрягся, уставив взгляд на озеро. В самом центре его показался небольшой бутон.
– Кувшинка что ли? – нахмурился Мишка, продолжая вглядываться.
Бутон приподнялся выше на тонком стебле и начал раскрываться. И тут только Мишка понял, что никакой это не бутон на ножке, а сложенные в молитвенном жесте ладони и руки, которые расходились всё шире. Следом за руками из воды показалась голова, шея… Это была девушка, лет двадцати, пожалуй. Лунный свет искажал черты, делая их бледнее, тоньше, мистичнее. Вот уже девушка поднялась над водою по грудь, затем по пояс, и, наконец, полностью вышла из воды, и неожиданно зашагала по её поверхности, как по ковру, по направлению к берегу.
Мишка забыл, как дышать. Девица же вышла на берег, присела, подняла голову и посмотрела на шар луны, повисший над озером, достала из складок белой сорочки гребень, и принялась расчёсывать свои длинные густые волосы, что светились во тьме дивным светом. Девица была завораживающе прекрасна. До ушей Мишки донеслось нежное мелодичное пение. Это затянула песню утопленница.
– Так вот как сходили с ума моряки от пения сирен, – подумалось Мишке.
Он слушал сладкий и обволакивающий голосок девы и тот баюкал его, успокаивал, отодвигая прочь все тревоги и заботы.
– Нет, так дело не пойдёт, – Мишка схватил себя за ногу сильным щипком, закусил губу до крови, – Нельзя расслабляться.
Девица тем временем скинула с себя сорочку и, войдя в воду, теперь уже, как в обычное озеро, принялась плавать и плескаться.
– Сейчас или никогда, – решился Мишка, и пополз вперёд, стараясь не шуметь.