Ведьмин Кут

Сзади послышалось сдерживаемое хихиканье, Алёшка резко обернулся и увидел невысокого старичка, с длинной спутанной бородой, что глядел на него зелёными глазками, выглядывающими из-под кустистых бровей, и посмеивался в кулачок. Второй рукой он придерживал мешок, висевший у него за спиной. Увидев, что мальчишка его заметил, он тут же убрал руку, перестал хихикать и приосанился.

– Здравствуйте, – сказал Алёшка первое, что пришло в голову.

– И тебе не хворать, – ответил старичок молодым, задорным голосом.

– Не захвораешь тут, как же, – проворчал Алёшка, – Вон, весь мокрый.

– Это кто ж тебя так уделал?

– Трясинник, – хмуро сообщил Алёшка.

– Э-э, этот может, – старичок покачал согласно головой, – Только странно, что он тебя на дно не утянул.

– Я ему для дела нужен, вот и не утопил он меня, – важно сказал Алёшка.

– Для какого такого дела? – полюбопытствовал старичок.

– Задание у меня есть от него, поручение, так сказать.

– Хм, вон оно чаво. И что же за поручение?

– Ларец передать надобно.

– Ларе-е-ец? – протянул старичок, – А что в нём?

– А чего это я должен вам всё рассказывать? – спросил грозно Алёшка, – Вы сами-то чего ночью по лесу бродите? Небось, не грибы собираете?

– Нет, – задорно и как-то радостно ответил старичок, – Не грибы. Души!

– Какие ещё души? – не понял Алёшка.

– Свеженькие, тёпленькие ишшо, – рассмеялся радостно старичок, потирая маленькие ладошки, – Уж такие они вкусные! Такие замечательные! Что сахарные пряники!

Алёшка сделал шаг назад, нахмурился, странный какой-то дед, с виду весь такой благообразный, а вещи говорит непонятные, да и вообще, что он тут бродит ночью? Небось, один из этих – лесных нечистиков. Или сам Лесовик? Да нет, зачем тому чьи-то души собирать?

– А ты меня не бойся, – отмахнулся старичок, заметив Алёшкино смущение, – Тебя я не обижу. На кой ляд ты мне? Ты ж живой ишшо.

– Надеюсь, до утра таким и останусь, – выдавил в ответ Алёшка.

– А чавой тебе сделатся? Останешься, конечно. Ты только это… О себе вот эдак-то, как мне чичас, никому не рассказывай, а то больно ты болтливый, как я погляжу.

– Чего это? – Алёшка даже обиделся.

– Хорошо, что я тебе попался, а не Топливец, к примеру, аль Аука, или Кикимора та же, я тебя не трону, а те быстро бы тебя того… А ты сразу все карты в руки – куда иду, что несу. Разве можно так? Ты ить даже не знаешь, что там в ларце ентом. А ну как ценное что? Отнимут, а тебя оморочат и поминай, как звали, будешь вон опосля по лесу бродить, как тень – без ума, без памяти.

– Дедушка, – помягчел Алёшка, – А ты сам-то кто будешь?

– Поспешаем меня звать.

– Поспешаем? – рассмеялся Алёшка, но тут же прикусил язык, и со страхом глянул на старика, но тот будто бы не расслышал его смешка или сделал вид, что не слышал.

– Да. Имечко тако. Поспешай. И мне дюже нравится оно.

– Хорошее имя, – одобрил Алёшка, – А… зачем тебе души?

– Да как же, чтобы не безобразничали тут. В лес ведь добрые души не пойдут, здесь кто попало шатается: и заложные покойнички, и детки, матерями проклятые, разные… А я их вот, в мешок собираю, так сказать, лес чищу.

– А потом куда их?…

– Ем, – коротко ответил старик.

Алёшка вновь отшатнулся.

– Да ты чаво? Я ж тебе сказал, что тебя не трону. Ты живой. Мне таке без надобности. Вот ежели помрёшь – другой разговор.

– Да я вроде пока не собираюсь, – отозвался Алёшка.

– Ну в жизни всяко быват. Иногда люди и помирают, случается. А то, что ты испужался, что я ем их, так ведь то благое, почитай, дело. Ты представь себе только, сколько всяческой нечисти расплодилось бы в лесу, кабы не я! Игошки всяческие, Топливцы те же опять, а в поле вон Ырка! А я их быстренько – ам, и нету! И мне сытно, и лесу хорошо. Такие души ведь нечистиками бы обернулись.

– А ты сам разве не из этих? – Алёшка скосил глаза в сторону.

– Мы все тут их этих, – усмехнулся старичок, – Только разница в том, кто кому вредит и насколько сильно.

Алёшка молчал, переваривая.

– Так я пойду? – сказал он, наконец, – Холодно мне.

– А, так это я мигом могу!

– Что?

– Вот что, – старичок засопел, закружил вокруг Алёшки, и пока тот оторопело смотрел на происходящее, тот уже остановился, топнул ногой и пропал, как и не было, а Алёшка понял, что одежда его стала абсолютно сухой и чистой. Он удивлённо охлопал себя по бокам, и тут же спохватился – а ну как этот цыган ему зубы заговорил, а сам в это время ларец умыкнул?! Но нет, Алёшка облегчённо выдохнул, ларчик был за пазухой, цел и невредим. И Алёшка, теперь уже согревшись в сухом белье, крикнул в темноту: «Спасибо!», и довольно зашагал к омуту.