– А помочь-то чем надо было? – напомнил Алёшка, решив сменить тему.
Он уже и, правда, перестал бояться, страх ушёл куда-то, и осталось лишь любопытство и ощущение того, что он попал в сказку и всё это ему только снится. А коль это всего лишь сон, то и ничего плохого с ним случиться, стало быть, не может.
– А-а, помочь… Заболтал ты меня, – наморщил кору на лбу Трясинник и почесал башку пальцами-ветками, – Дак это… Вещицу одну передать надобно дочери моей.
– А где она? – не понял Алёшка.
– Да я её за Омутника просватал, там и живёт она, на Ведьмином Куте, слыхал про такой?
– А то.
– Ну, вот, там самое глубокое место на реке и ессь омут. В том омуте дочь моя единственная, любезная и проживает. Я тебе передам кой-чего для неё. Она скоро народить должна. Так я ей семейную ценность должен передать. А сам покамест не могу, ноги чтой-то прихворали, так и крутит, так и крутит, ломота страшная. А мне до неё через три болота надобно добираться. Нет моих сил. Опосля на внука взглянуть соберусь. А вещицу надобно уже чичас передать. Дак ты мне пособи.
– А почему именно я?
– Н-у-у, – Коряга почесал снова бороду, – Как тебе сказать… Дак изба ваша крайняя к лесу стоит, так что уж кого умыкнул помощник мой, того и прошу пособить.
– Вон оно что.
– Ага. Так ты обождёшь? Не уйдёшь? Дело больно уж важное.
– Да обожду, обожду, – передразнил Алёшка, – Иди уже.
– Я мигом, – коряга нырнула с чавкающим звуком в топь, и тут же пропала, лишь большие пузыри забулькали на поверхности, лопаясь со вздохами.
Не прошло и пяти минут, как Трясинник вновь показался над болотом, он склонился над тропкой, протянул к Алёшке огромную корявую лапищу и разжал ладонь, на ней лежал небольшой ларец, размером с бабушкину шкатулку, в которой она хранила старые открытки.
– Вот, держи.
Алёшка взял в руки ларец, покачал, поцокал языком – довольно увесистый.
– А как мне его передать? В омут я не полезу, – сразу предупредил он Трясинника.
– И не надобно. Ты на бережку встань, покличь дочку-то мою, её Купалкой зовут, она и покажется. Ты ей брось с бережка этот ларец, скажи, от тяти, мол, подарочек.
– А точно покажется? – засомневался Алёшка, – А то куда мне его потом девать?
– А как же! Не сумневайся! Только осторожней будь, топляки тут по ночам рыщут.
– Это ещё кто? – Алёшка почувствовал, как липкий страх снова пополз по его ногам, от пяток к спине.
– Да те, кто в болоте сгинули, топливцы, – ответила коряга, – Эти себе на уме, могут и навредить. Ты вот по этой тропке ступай, аккурат к Ведьминому Куту выйдешь. В моём-то болоте топляки тебя не тронут, а дальше уж сам поспешай, ни с кем не заговаривай. Я тебе гнилушку дам, она дорогу освещать станет, да этих отгонять, гнилушка-то заговорённая. Ну, а как передашь подарок, так домой ступай, дойдёшь до края леса – гнилушку брось, в деревню не носи. Плохо от неё может быть, здесь-то ничего тебе от неё не станется, а там другой мир.
Алёшка кивнул:
– Так я пошёл?
– Ступай, ступай, благодарствую за труды, дочка моя отблагодарит тебя.
– Да ладно, чего там, – пожал плечами Алёшка, думая про себя, что ему это всё точно снится, и, попрощавшись с Трясинником, зашагал прочь по тропке.
Глава 9
Тёмный лес смотрел на мальчика, идущего по еле приметной тропке, сотнями глаз. Они светились гирляндами огоньков меж листвы, горели одинокими парочками свечей из кустов, выглядывали фосфорирующими светлячками из дупла, проносились жёлтыми плошками в ночном небе. Лес жил. Вовсе не тихой колыбелью был он в тёмное время суток, но полным звуков, шорохов, шагов невидимых существ и вскриками птиц, которых спугнул кто-то из тёплого насиженного гнезда. Алёшка, трепетно прижимая к себе ларец, шагал к Ведьминому Куту. Тот был совсем рядом, но отчего-то тропка всё никак не заканчивалась, да и вот этот куст, похожий в темноте на заячьи уши, Алёшка определённо уже видел недавно, следовательно, уже проходил это место. Да, в темноте, бесспорно, всё выглядело иначе, чем днём, и привычные места казались вовсе незнакомыми, но всё ж таки Алёшка был абсолютно уверен в том, что он уже был здесь.
Мальчик остановился и почесал затылок, что делать-то? И тут же вспомнились рассказы бабки о том, что предпринять, коли Леший по лесу водит, а сейчас Алёшку не иначе, как он сам и водил. И Алёшка, нахмурив лоб, вдруг радостно улыбнулся, и принялся переобуваться и стягивать с себя лёгкую курточку. Тут же ему стало жутко холодно, пока он был в одежде, пусть и мокрой насквозь и перепачканной болотной жижей, но всё же согревшейся теплом его тела, холод почти не ощущался. Но сейчас, когда он перекинул с ноги на ногу чавкающие влагой кроссовки и, вывернув наизнанку, натянул обратно склизкую куртку, передёрнувшись от отвращения, то тут же ощутил, как сильно он продрог.
– Так и заболеть недолго, – сказал он вслух, – Надо скорее на Кут бежать, да домой, согреваться.