Ведьмин Кут

– Лесавка, – спросил он, – А ты…

Но не успел он договорить, как послышался топот копыт. Мальчишка испуганно завертел головой, ничего не понимая. Откуда тут взяться лошади? Да тут и дороги-то нет, так, тропка еле приметная, кабы не Лесавка, так он и вовсе бы уже заплутал. Кто же может мчаться по лесу напролом ночью? Лесавка тоже услышала шум, и тут же дёрнула Алёшку за руку, и толкнула его в кусты, прыгнув и сама следом за ним.

– Кто это? – шёпотом спросил Алёшка.

– Это Она сама едет.

– Кто это – сама?

Но Лесавка зажала ему рот ладошкой и прижалась к кустам, спрятав Алёшку за собой. Топот приближался с неимоверной скоростью. Какой-то безотчётный животный страх накатил вдруг на Алёшку, и так тоскливо, так тошно стало на сердце, что захотелось заплакать, как девчонка, горько и навзрыд. Но рядом была Лесавка, и он не посмел позволить себе такую слабость, лишь вздохнул прерывисто и проглотил комок, вставший в горле. Внезапно топот копыт смолк, Алёшка одними глазами повёл в сторону тропки, по которой они только что шли, и тут увидел такое, от чего его дыхание спёрло в груди, а зрачки расширились от ужаса.

На рослой, крепкой лошади, холёной и чёрной, как смола, такой чёрной, что бока её переливались в свете полумесяца угольным блеском, восседала… Да, это была она, её никто не мог бы не узнать, ибо это была сама Смерть. В длинном чёрном балахоне, сотканном, казалось, из самой тьмы, бездонной, бесконечной, как Вселенная, в которой вращались галактики, зарождались из пыли и потухали звёзды, ходили по своим путям тысячи лет планеты, вспыхивали ярко кометы и проносились где-то в глубине Вечности, оставляя за собою радужные хвосты. Алёшка не в силах был отвести глаз от её одеяния. Оно жило своей жизнью, оно и было – жизнь. Ибо смерть – не конец, но только начало нового этапа твоего бытия. Под широким, бесформенным капюшоном, прикрывавшим лицо, блеснули два сияющих чёрных агата – глаза Смерти, полные мудрости и знания. Сколько существовал мир, столько существовала и Смерть, шла рука об руку с Жизнью, как сестра, не как противница. Алёшка почувствовал сильный, сладковатый запах тлена, смешанный с ароматом свежих опилок и еловых лап, так пахло дыхание Смерти. Он узнал его. Смерть обвела взглядом высокие сосны, берёзки под ними, и остановила взгляд на кустах, в которых укрылись Лесавка и Алёшка.

– Время, – раздался шёпот из-под капюшона, – Время пришло.

Всё застыло кругом, как в вязком, тягучем киселе, смолкли звуки, задрожал, поплыл воздух, жутко захотелось спать.

– Не спи, не спи Алёшка, – затрясла его за плечо Лесавка, – Нельзя засыпать. Из этого сна уже не вернуться. А тебе жить надо!

– Так хочется спать, я только чуть-чуть, самую малость, – пробормотал Алёшка.

– Нельзя тебе спать, – Лесавка уже трясла его, что есть мочи, – А ну, вставай!

Она, не боясь Смерти, и не скрываясь уже, выволокла Алёшку на тропку и принялась тормошить, толкать его, хлопать по щекам.

– Не трудис-с-сь… Его срок вышел-л-л, – прошелестела Смерть.

– Да как же так? Ведь он ребёнок ещё совсем! – Лесавка повернулась лицом к Всаднице, конь под той гарцевал, – Нельзя ему, рано!

– Рано? – усмехнулась Смерть, – Нет понятий рано или поздно для Мироздания, оно неподвластно времени, оно живёт по своим законам. Он должен был сегодня умереть, утонуть в трясине. Но этого не произошло. А это непорядок. Если он останется здесь, он нарушит порядок. Это не положено. Он пойдёт со мной.

– Нет! Нет! – воскликнула Лесавка.

– Отпущенное ему время вышло, – отрезала Смерть, и занесла костлявую руку, показавшуюся из бесчисленных складок балахона, над мальчиком.

– А может быть можно что-то придумать, а, Смертушка? – взмолилась Лесавка.

Та замолчала.

– Иногда можно сделать исключение, – произнесла она, – Но нечасто. И сейчас я не вижу такой возможности.

– Так может, сделаешь это исключение, а? – с надеждой ухватилась за её слова Лесная дева.

– Для этого нужно соблюсти баланс между миром живых и мёртвых, – произнесла Смерть, – Если не уйдёт он, значит должен уйти другой. Кто-то должен уйти за него.

Лесавка обернулась на Алёшку, затем снова посмотрела на Смерть.

– Я могу за него.

Под капюшоном вновь вспыхнули два блестящих агата:

– Ты-ы? У тебя даже нет души. Впрочем… И твоё время не вечно. И к тебе я однажды приду.

– Вот, значит всё возможно! – обрадовалась Лесавка, – Забирай меня! А мальчик пусть идёт с миром!

Алёшка ничего не отвечал, ему было хорошо, и единственное, чего он желал сейчас, это чтобы его оставили в покое, дали насладиться этими волнами умиротворения и истомы, сладкая дрёма качала его на своих мягких руках, мир вокруг терял свои краски, руки холодели, а дыхание становилось всё реже и слабже.

– Ну же! – вскричала Лесавка, – Что же ты медлишь? Я готова! Забирай меня!