Изба её стояла на пригорке, поодаль от остальных, и оттого хорошо и далёко ей было видать всё село, словно бы лежащее у неё на ладони. Она любовалась искрящимися в лунном сиянии снегами, просторами, что до весны сокрыты были под белою пышной периной, широкой лентой реки, с прорубями да обледеневшими мостками у берега, полосой леса, виднеющейся на горизонте, сгущающимися сумерками, в которых, то тут, то там свечечками зажигались огоньки окон. Любовалась дымком, бегущим из печных труб вверх, старинной церквушкой, стоящей на пригорке в другой стороне села, с сияющим ярко крестом, яркими большими звёздами на бархате неба, рогатым полумесяцем, на котором можно было бы, долети ты до него, устроиться поудобнее и покачаться словно на качелях, свесив ножки вниз да поглядывая на то, что делается внизу, на земле. Мороз нынче стоял такой крепкий, что в избе потрескивали брёвна и дыхание, вылетая изо рта, застывало ледяными колечками в воздухе. Разрисовал мороз все окошки узорчатым, расписным кружевом, изукрасил ставни да перила инеем разноцветным, сковал льдом Нетопырье озеро, что было за селом. За тем озером слава слыла дурная, да не о нём пока сказ.
Марфа так замечталась, прикрыв глаза, что вздрогнула от громкого и требовательного: «Мау-у-у-у!», раздавшегося вдруг над самым ухом.
– Тьфу ты, чёрт тебя подери! – выругалась Марфа, подскочив на месте, и обернувшись назад.
Там, на плетне, позади её плеча, восседал большой упитанный чёрный кот, и, поблёскивая жёлтыми круглыми глазищами-плошками, таращился на хозяйку.
– Напугал до чего, брысь, окаянный! – махнула Марфа рукой, и кот тут же, обиженно фыркнув, спрыгнул с плетня вниз, взметнув пушистым хвостом вверх целую охапку снега.
– Фу ты, целую бурю наделал, – проворчала Марфа, утирая снег с лица, и отряхивая шубку, – Чего тебе?
– Мау-у-у-у! – вновь повторил кот, заглядывая Марфе в глаза, ужимаясь и крутя пушистым задом в сторону избы.
– Да погоди маленько, сейчас пойдём, – отмахнулась Марфа. Кот затряс лапами, поднимая их попеременно из сугроба, и прижимая к толстому животу.
– Да прям, озяб он, как же, – хмыкнула Марфа, – Да тебя с печи не сгонишь, лежишь целыми днями, вот и погуляй пока. Тебе пользительно будет.
– И-и-у-у-у, – на высокой ноте подвыл хитрюга (и как только родился такой жалостливый тонюсенький голосок в таком увесистом чреве?), делая последнюю попытку разжалобить хозяйку.
– Голоден, баешь? Не ты ли давеча слизал у меня целое блюдце сметаны, да стянул в чулане мороженого карася? Пошёл бы мышей половил, бездельник!
Кот обречённо вздохнул и присел рядом с Марфой на тропку у калитки, уставившись вдаль.
Марфа же всё стояла и, улыбаясь, глядела на село. Нынче наступили святки. Страшные вечера, зовут их ещё в народе, время особенное да чудн
Жила Марфа одна. И мужики женатые так к ней и клеились, так и ластились, каждый мечтая оказаться тем, кого Марфа предпочтёт остальным. Да только Марфа была сельчанкой добропорядочной, и никого к себе не подпускала, всем от ворот поворот давала.
– И чего ты, Марфа, ерепенишься? – скажет ей, бывало, очередной кавалер, которому указали на дорогу, – Али в твои годы ещё о молодце мечтаешь? Так нет твоей ровни холостой об эти годы. Наш брат весь женатой.
– А мне какое горе? – усмехнётся Марфа, да плечиком поведёт, иди, мол, куда шёл.
Бабы же, жёны их, все у Марфы в подружках были. Уважали они её, хоть и побаивались, и за глаза ведьмой называли. Марфа им то травки какой даст, то заговором поможет, то мужика от пьянки отвадит. Ох, и бушевали за то мужики на селе, ох, и поминали Марфу недобрым словом! Только бы рюмашечку перехватить, а она в рот нейдёт, от одного вида всё нутро крутит! Знать, супружница к ведьме этой снова бегала, да подмешала ему затем в питьё отвару бесовского, что Марфа дала. Зато бабы её за это уважали, да ещё за то, что хоть и ведьма она была, но никому в селе не пакостила, зла не делала. И вот, нынче и ждала Марфа бабонек к себе в гости.
Глава 2
Перекатилась по небосклону с одного его края на другой яркая звёздочка, Марфа проводила её глазами и улыбнулась. Переведя взгляд на село, увидала она, как снизу по улице поднимается к её дому Акулина, неся в руках что-то большое.
– Капустку квашеную в горшке несёт, – довольно подумала Марфа, – Капустка у неё вку-у-усная, Акулина её лучше всех делает, секрет особый знает, яблоко добавляет осеннее, да семена трав пряных, что по берегам реки растут у дальней излучины.
– Там, где русалки хороводы водят в лунные ночи, – вновь улыбнулась Марфа, – Ну, да об том всем знать не обязательно.
Акулина пришла к ней пять лет назад, робко жалась в сенях, оглядывалась по сторонам, после вошла в избу, встала у порога:
– Детей у нас с Игнатом нет, уж четыре года взамужем я.