Он чуял ее и инстинктивно находил своим чувствам человеческие аналоги; эта ведьма смердела для него, как бойня, и гремела, как скобяная лавка во время землетрясения. Никогда раньше Мартин не испытывал к ведьмам столь сильных чувств. Даже старуху из Одницы, убийцу с серебряным ножом, он не мог бы ненавидеть сильнее.
— Мартин! — Отец не желал отступаться. — Посмотри на нее!
Лара Заяц ответила Мартину длинным обреченным взглядом. Мартин мигнул; перед глазами замелькали фрагменты головоломки. Реальность, разбитая и кое-как склеенная, теперь перестраивалась по-другому.
Все это время — с момента шока, когда он оказался на крыше небоскреба, когда он увидел, что сделала Эгле, и увидел эту новую ведьму во всем ее отвратительном величии… Он не брал в расчет важнейшей детали. Не замечал очевидного. Единственного, что имело смысл.
Он услышал, как отец подходит ближе. Лара Заяц смотрела теперь Мартину через плечо — в тоске и беспросветном ужасе. И она была особенная, другая, она отличалась от всех прочих ведьм… кроме Эгле.
— Но это не «чистая» инициация! — Мартин разглядывал ведьму, будто глыбу полупрозрачного льда с застывшими внутри неясными тенями.
Основная деталь головоломки вертелась за гранью понимания, не желая становиться на место.
— Это не «чистая» инициация, — сказал за спиной голос его матери. Тогда он не выдержал и обернулся.
Клавдий стоял с диктофоном на ладони. Горел огонек — воспроизведение.
— Это инициация-выбор, — продолжала Ивга в диктофонной записи. — Древнейший обряд, где нет добра и зла. Есть выбор, который совершается каждую секунду. Ведьма отвечает на вопрос «Кто я», и ответ может оказаться вполне чудовищным. Вы спросите, на что же тогда надежда?
Она помолчала, будто давая слушателям время, чтобы самим ответить на этот вопрос. В этот момент Лара Заяц, которую Мартин на миг выпустил из виду, дернулась и освободилась из захвата.
Прокатился ветер над обломками селения Тышка. Над просевшей крышей школы. Над дымящимися развалинами и зловонными лужами.
Через несколько минут со склона, прикрывавшего поселок от западных ветров, покатилась лавина, каких здесь не было уже давно. Начавшись с крохотного камня, превратившись в волну, потом в цунами, грохоча и вырывая с корнем сосны, она валила вниз, собираясь накрыть поселок целиком и покончить со всем живым, что там еще теплилось.
Как же обидно и стыдно — сделаться могучей ведьмой в ниспадающих одеждах и вдруг осознать, что внутри ты такая же, как была, — девчонка в куцем клетчатом пальто. И нет такой мести, которая отменила бы все, что случилось. И нет такого обряда, чтобы навсегда избыть страх.
С горы катились камни пополам со снегом, песком и хвоей. Затрещало первое дерево и сплеснуло корнями в воздухе, будто от ужаса. Лара бежала в гору огромными скачками, навстречу лавине, прочь от себя, и пусть небо падает на землю. Пусть исчезнет всё, пусть останется груда развалин.
— …Скверна запрятана не между добром и злом, а между предопределенностью и выбором. Оскверненный обряд отнимает личность, очищенный — сохраняет. Ведьма остается человеком со всей силой и слабостью, со всем гадким и прекрасным, что есть у нее за душой…
Голос этой женщины звучал в ушах, и от него нельзя было спрятаться:
— …Хаос — это не свобода. Побег — не свобода. Месть не освобождает, она приводит в кабалу. Вспомни, что у тебя есть выбор. Посмотри в окно — там светит солнце…
Лара с ужасающей ясностью увидела свое место в школьном классе, у растрескавшегося от времени деревянного подоконника. И осознала, что сорок лет назад на этом месте сидела другая девочка. На этом самом месте. С такой же судьбой. С такой же?!
Время остановилось. Лара зависла в воздухе, на бегу, и обнаружила себя в пустом классе, на последней парте у окна. У доски, вместо ненавистной училки, Лара увидела женщину, которую не встречала никогда в жизни, рыжую, одновременно юную и старую, с грустными глазами и улыбкой на лице:
— Кто ты?
Лара взглянула на себя глазами одноклассников — ничтожество. Глазами отца — падаль. Глазами матери — позор…
Лавина неслась навстречу, перемалывая деревья и камни.
— Нет, — сказала женщина, и ее голос легко перекрывал грохот катастрофы. — Это не ты. Это ловушка, в которую тебя загнали. Посмотри в окно…
Лара повернула голову. Из окна лился свет. Там, снаружи, ничего не было, кроме света. Но взгляд упирался, будто в решетку, в нацарапанные на грязном стекле ругательства.
— У тебя все еще есть выбор, — тихо сказала женщина. — Но времени все меньше. Кто ты?