Будь на месте Мартина любой другой инквизитор, тот лишился бы всех постов и привилегий в одну минуту. Ему не позволили бы даже уволиться, нет; он отправился бы в самую глухую глушь, на самую тяжелую и грязную работу, без надежды оттуда выбраться — до пенсии, и Клавдий бы лично за этим проследил.
Он намеренно приводил себя в ярость, гневом выжигая ужас и отчаяние. Сколько же можно получать известий о гибели сына?! Сколько сил у этой девчонки, которая вытаскивает его раз за разом, но ведь когда-нибудь и она не справится?!
Он поднялся в кабинет и отправил распоряжение Мартину — сухое и очень короткое. Потом активировал линию спецсвязи, поднял дежурную опергруппу и направил в Ридну — без консультации с куратором, поверх его головы. Расследование должно было начаться еще до утра, результаты Клавдий заранее объявил секретными и приказал докладывать о деле ему лично.
«Ведьмин самострел». На фоне расследования герцога и заговора кураторов. Спасибо, сынок, ты, похоже, ее убил.
Положив на место трубку служебного аппарата, Клавдий вдруг подумал, что все эти годы не боялся прослушки. Не сомневался в ближайших сотрудниках и успевал поймать любое предательство на стадии намерения. Не считал молодого герцога хоть сколько-нибудь влиятельной персоной. Возможно, был слишком самоуверен. Или постарел и потерял чутье. Одна мысль о том, что его разговоры, возможно, слушают, показалась кощунственной, но вовсе не такой безумной, как несколько минут назад. Я паникую, сказал себе Клавдий. Интересно, с чего бы. Я видел кое-что пострашнее, чем заговор кураторов… Собственно, одних только заговоров на моем веку я видел шесть или семь. Почему мне так нехорошо? Потому что Ивга? Потому что Эгле?!
В доме стояла тишина — такая плотная, что немного болели уши. Ивги не было ни в спальне, ни в гостиной. Клавдий торопливо спустился вниз; она сидела на кухне, сгорбившись у стола, и, когда он вошел, посмотрела с таким ужасом, что ему сделалось совестно.
Умение понимать друг друга без слов иногда приходилось очень кстати — он не мог представить сейчас, что ей говорить. Мартин рассказал историю своей смерти канцелярским языком, сыпучим, как стиральный порошок, и столь же лишенным эмоций; рано или поздно Ивга этот текст прочитает, но не сейчас. Только не сейчас.
— Все хорошо, — сказал Клавдий. — Иди сюда.
Тонкий свитер на ее спине был влажным, сердце колотилось. Почему же я не могу ее защитить, подумал Клавдий сумрачно. Почему она снова ждет беды каждую секунду?!
— Оба живы, — сказал он Ивге на ухо. — Оба здоровы. И, я надеюсь, в безопасности. Либо скоро будут в безопасности.
— О чем ты думал, когда посылал его в Ридну? — прошептала Ивга.
— Я думал… — пробормотал Клавдий. — Я думал, он станет тушить пожар, вместо того чтобы раздувать… Послушай. Я попрошу тебя сделать одну вещь… срочно, прямо сейчас. Помнишь, у тебя была серия текстов… о субстратной топонимике Ридны?
— Не понимаю, — она жалобно посмотрела ему в глаза. — При чем тут…
— Возьми эти тексты, — сказал Клавдий, — и скомпилируй… Со статьей об оскверненном обряде. Впиши историю «скверны» в литературный, этнографический, какой угодно контекст, но без намека на практику. Утопи «чистую инициацию» в субстратной топонимике. Мы заставим их читать академические исследования, пусть продираются, мучатся, пусть листают словари…
— А что будет с Эгле?!
На оперативной карте светился маячок — далеко в Ридне инквизиторская машина стояла на обочине горной трассы. Неподвижно.
— Зачем?!
У нее в кармане зазвонил телефон — громко и резко, так, что она чуть не прикусила язык.
«К. С.» было написано на экране. У Эгле пересохло во рту: почему-то она не думала, что Клавдий может перезвонить ей, а не Мартину.
— Алло…
— Привет, — Клавдий говорил дружелюбно и небрежно, как на лужайке для пикников. — Вы где?
— В машине…
— «Ридна-служебная», бортовой номер один?
— Д-да…
— Я вас вижу на мониторе, — сказал Клавдий в трубке. — А почему вы стоите?
— Остановились… На минуту… Мартин ни в чем не виноват. — Эгле заставила себя говорить спокойно. — Это стечение обстоятельств.
— Поезжайте немедленно, — сказал он тоном безусловного приказа. — Сразу в аэропорт. Он уже сказал тебе? Ты летишь с ним в Вижну.
— Но, — пролепетала Эгле, — Мартин считает…
Она быстро посмотрела на Мартина и замолчала.
— Ты летишь в Вижну, это не обсуждается, — сухо сказал Клавдий.
— Меня казнят?! — На этот раз она не успела придержать язык.
— Тебя зажарят и съедят. — Его голос наполнился желчью. — Не болтай ерунды, пожалуйста. — Он сделал паузу. Сказал мягче: — Доверяй мне. Не бойся. Хорошо?
— Да, — деревянными губами отозвалась Эгле.
Разговор прервался. Эгле посмотрела на Мартина, — тот был мрачен, казался старше своих лет и был в эту секунду очень, очень похож на Клавдия Старжа.