Ведьмин род

— Неужели вы сошли с ума, патрон?! Инициированная ведьма! С неизвестными свойствами! Это угроза человечеству, угроза миру! Ну почему вы никого не слушаете?!

Клавдия на секунду растрогал ее искренний порыв. В отличие от Оскара, который рвался к власти, Элеонора была мотивирована сложнее и видела проблему глубже. И еще она желала Клавдию добра — в своем понимании, конечно.

— Меня поражает, — проговорил он с тонкой укоризной, — с какой легкостью вы полагаете меня идиотом. Даже обидно.

— Не понимаю, — сказала она после паузы.

— Я похож на человека, который прячет ведьму с неизвестными свойствами?

Элеонора мигнула. Посмотрела по-новому:

— То есть ее нет в живых?! Это напрашивается… напрашивалось…

У меня репутация убийцы, подумал Клавдий. Впрочем, Элеонора права. Если бы Эгле сейчас исчезла, растворилась где-нибудь там, в Ридне, — проблему можно было бы считать решенной, Ивгу — окончательно свободной от любых обвинений… Какой хороший взгляд сейчас у Элеоноры! Так первобытный человек смотрел, наверное, на тень саблезуба, промелькнувшую в глубине пещеры, а ведь эту женщину не так просто напугать.

— Госпожа Элеонора, — задушевно сказал Клавдий. — Я предлагаю обсудить ваше будущее, и предлагаю в последний раз. Больше подарков не ждите.

Она смотрела на него длинную секунду. Потом с застывшим лицом вернулась в кресло для посетителей.

х х х

В пригороде Ридны, на пустынной незнакомой улице было очень тихо. Ни собаки, ни машины, ни человеческого голоса — туман. Эгле ворочалась на гостиничной кровати, пытаясь уснуть и после долгих мучительных усилий наконец-то начиная задремывать, ускользая, засыпая, пока в голове у нее не всплыла короткая фраза, без начала и без конца: «…Вечно прозябать на болотах в Альтице. Вечно прятаться. Навсегда».

Мысль была такой страшной, что Эгле рывком села в постели и сон слетел с нее вместе с одеялом. Несколько секунд не могла понять, где находится. Проснуться бы еще раз, и пусть все, случившееся в последние сутки, окажется сном.

Ее рюкзак стоял у кровати; отправляясь в селение Тышка, Эгле на всякий случай взяла с собой зубную щетку, пижаму и смену белья, но больше почти ничего не взяла. Компьютер оставила на съемной квартире. Телефон — в машине у Мартина. У нее не было ни денег, ни собственности, впрочем, зачем это инициированной ведьме?

В последнее время ее жизнь вела себя, как сорвавшаяся с привязи бодливая корова. Одичавшая, возможно бешеная.

Эгле сняла трубку с пластикового корпуса старого телефона. Услышала длинный гудок. Надо же, кто-то еще пользуется стационарными линиями; телефонный номер Мартина был как узор, он стоял перед глазами, синий на белом, будто вышивка на свитере. Но звонить нельзя. Ее выследят. Она затаилась… она заперта. Она наказана…

Откуда такие мысли?

Ложась накануне спать, Эгле не стала переодеваться, сняла только джинсы; теперь, подняв до носа воротник свитера, она встала и, поджимая пальцы на холодном полу, подошла к окну. Отдернула шторы. Два уличных фонаря горели в отдалении — слева и справа, но сквозь плотную серую пелену их почти не было видно.

Она сделала усилие и посмотрела сквозь туман. И почти сразу увидела горы — не мокрые и темные, а ясные, яркие даже ночью, величественные, непокорные и никому не подотчетные. И сразу же, как вчера, когда Эгле коснулась ракушки на камне — в ушах зазвучала песня — многоголосая и сложная, как эти горы.

Она отпрянула от окна, будто от края пропасти. Зажала уши руками; песня в ее сознании почему-то была связана с выстрелом, песня и выстрел складывались, как фрагменты головоломки. Тот человек, Васил Заяц, выстрелил… и с Эгле что-то случилось. Она стала сильнее… она смогла спасти Мартина… но, кажется, изменилась сама. Или это болезненное воображение?

(Она ведьма и может уйти. Жить там, на воле. Слушать, чуять эти горы, быть частью гор, а горы пусть станут частью Эгле. Кто или что ее остановит?)

Это не мои мысли, подумала Эгле с нарастающим ужасом. Моя свобода выглядит по-другому.

(Вечно прятаться на болотах в Альтице?)

Ее ударило будто током. Горы мгновенно приблизились, в них не было ничего страшного. Пространство. Воздух. Свобода.

(Кто я такая?)

Стены давили на нее. Потолок, кажется, был готов опуститься на голову. Эгле поняла, что, если не выскочит сейчас на улицу, ее расплющит в этой клетушке, как жабу молотком.

Натянула джинсы трясущимися руками, прыгая на одной ноге, чуть не падая. Накинула куртку, сунула ноги в ботинки. Вышла — вывалилась — на крыльцо, опьянела от нескольких глотков холодного сырого воздуха, привалилась лбом к некрашеному деревянному забору, замерла…

Постояла, наблюдая, как живописно клубится и тает ее дыхание в ночном воздухе. Огляделась.

Вдоль дороги ночевали машины — три или четыре понурых легковушки. Черепичные крыши терялись в дымке, туман подрагивал. Эгле мигнула: трехмерный мир расплылся перед ее глазами, сделавшись многомерным. Автомобили, крыши, кирпич и жестяные кровли гаражей, старые флюгера — тяжелый, неуклюжий, выхолощенный город, и рядом с ним другой мир, свободный, невыносимо яркий: воздух, ветер, дыхание гор.