Ведьмин род

Их было трое. Один остался у двери, другой прошел в кухню, третий — в комнату. Эгле стояла, прижавшись лопатками к стене, фонарик светил ей прямо в глаза, но инквизитор видел только старые обои, дешевый натюрморт в рамке и книжную полку. Эгле чувствовала свой морок, как залепивший лицо кисель; им казалось, что постель аккуратно застелена и что вместо рюкзака у кровати валяется мягкий пуф.

— Странный дом, — уронил второй инквизитор.

— Хата под сдачу, а сейчас не сезон. — Тот, что держал фонарик, повел им в воздухе, выписывая знак.

Эгле показалось, что ее защитную пленку режут ножом. Она сжала зубы, сопротивляясь изо всех сил, закрываясь, съеживаясь, удерживая слой морока — резко истончившегося, почти бесполезного.

Знак висел в воздухе перед ее лицом. Она видела его, как ярко-красную неоновую вывеску, отсвет которой отражался в глазах инквизитора по ту сторону.

— Хрень какая-то, — сквозь зубы сказал человек с фонариком и перешел в оперативный режим восприятия.

Эгле почувствовала его как поток невыносимой химической вони и перестала дышать. Не так давно, в кабинете верховного инквизитора Ридны, она скрывала свое присутствие от двух десятков инквизиторов, но тогда рядом сидел Мартин, Эгле была спокойна, уверена в себе, радовалась своей новой власти…

— А если так? — Инквизитор начертил в воздухе еще один знак.

Тот растекся струйкой дыма. Эгле почувствовала резкую тошноту.

— Сюда! — резко позвал инквизитор.

Оба его товарища моментально оказались рядом. Эгле поняла, что задыхается и вот-вот потеряет сознание.

х х х

В приемной Великого Инквизитора усталый, нервный референт велел Мартину ожидать. Когда-то эта приемная была специально устроена, чтобы мучить нерадивых кураторов, некоторым приходилось маяться здесь часами; Мартин опустился на стул, положил руки на колени, готовясь провести в такой позе столько времени, сколько понадобится. Уж если отец взялся его наказывать…

На площади горели фонари и метались фары: светало все еще очень поздно, но день уже начался. Вижна просыпается затемно. Мартин попытался представить, что сейчас делает Эгле; он очень надеялся, что ей удалось заснуть. Я тебя вытащу, мысленно пообещал Мартин. Только меня дождись.

х х х

Инквизиторы никуда не уехали. Стояли во дворе, не выпуская из виду дверь и окна, говорили с кем-то по телефону, нервничали, боялись. В доме не было ни второго выхода, ни печки с трубой, ни даже камина. Эгле оказалась в западне: время шло, инквизиторы чего-то ждали. Или кого-то?

Подъехала еще машина. Эгле, задержав дыхание, наблюдая сквозь щель между шторами, увидела нового человека — невысокого, обрюзгшего, с неприятным выражением лица; она узнала его — это был Руфус, смещенный куратор Ридны, личный враг Мартина.

От ужаса у Эгле обострился слух — кажется, сам по себе.

— …А она, значит, не атаковала, — пробормотал Руфус и уставился на дом.

Эгле торопливо укрыла себя мороком — из последних сил — и не расслышала, что сказал в ответ патрульный инквизитор.

— Но вы ее видели? — с неудовольствием спросил Руфус.

— Нет. Мы почуяли ее присутствие и…

— …струсили, — пробормотал Руфус. — Удрали…

Он подошел ближе и остановился у окна. Эгле теперь не видела его — шторы были плотно задернуты.

— Госпожа Эгле Север? — негромко позвал Руфус.

Эгле перестала дышать.

— Мы могли бы договориться, — ровно продолжал Руфус. — Я знаю, что вы способны на договор, в отличие от прочих инициированных ведьм. Через несколько часов руководство Инквизиции полностью изменится. Господа Клавдий Старж и Мартин Старж потеряют власть. Вас некому будет защитить. Я предлагаю защиту в обмен на сотрудничество. Не надо никого предавать, топить, изобличать, просто подайте знак доброй воли. Я не желаю вам зла.

х х х

Референт глянул на монитор и подпрыгнул на кресле, будто под него подсунули железную кнопку:

— Пожалуйста, проходите, куратор…

Мартин сосчитал до пяти, поднялся и шагнул в открытую перед ним дверь; дубовая створка тотчас же захлопнулась за его спиной, как дверца мышеловки. В кабинете пахло табачным дымом.

— Да погибнет скверна, — проговорил Мартин, стоя на пороге.

Отец сидел за компьютером, не сводя глаз с монитора, и на его лице было то самое выражение, которого до смерти боялись его подчиненные: Клавдий Старж изготовился кого-то отчитать, унизить и смешать с дерьмом. Мартин ждал, играя желваками; совсем недавно в этом кабинете он получил кураторский пост в Ридне и скупое напутствие: «Если ты не наведешь там порядок, то и никто не наведет». Бедная Ридна.

— Сядь, пожалуйста, — сказал отец негромко.

В голосе не было ни желчи, ни льда — не было эмоций, как если бы человек надиктовывал инструкцию к стиральной машине.

Мартин подобрался; опустился в кресло для визитеров. Голос отца не понравился ему гораздо больше, нежели выражение лица.

— Значит, ты решил, что субординации для тебя больше не существует? — Клавдий не отрывал глаз от монитора, голос прозвучал отстраненно-брезгливо.

— Нет. — Мартин подобрался. — Я… принял решение в рамках своей компетенции.