— И правда. — Он посмотрел на потолок, где играли отсветы пламени. — Скажи, там, в Ридне, тебе не хотелось все бросить и сбежать в горы?
Он говорил отстраненно и буднично, будто спрашивал о расписании авиарейсов на завтра. Эгле прокляла себя, что напросилась на этот разговор.
Она вдохнула, выдохнула и рассказала ему все, что произошло с момента, когда она поймала паническую атаку в маленьком съемном доме в предместьях Ридны. Она рассказала о танце по крышам, о горах и тумане и о мигающем огне светофора. А под конец она призналась, что поклялась себе молчать и сохранить этот случай в тайне.
— Меня поражает, как ты мне доверяешь, — сказал он задумчиво. — Если бы Мартин доверял мне хотя бы вполовину столько, я был бы просто счастлив…
— У Мартина, — сказала Эгле через силу, — что-то вроде профессиональной деформации. Он привык доверять только себе.
— Утешительная версия, — пробормотал Клавдий. — Учитывая, как много я ему лгал…
Он замолчал, повернув лицо к огню. Эгле ждала, не решаясь лишний раз пошевелиться.
— Видишь ли, я знал, что тебя потянет в горы после «ведьминого самострела», — заговорил он после паузы. — Я очень боялся, что ты там и останешься. Я готов был убить Мартина, когда он решил тебя спрятать.
У Эгле пересохло во рту:
— Это было мое решение.
— Кого ты хочешь обмануть? — Он грустно улыбнулся. — К вопросу о недоверчивости Мартина. Он ни на секунду не усомнился, что ты останешься человеком, что тебя не потянет в ридненский туман, что в одиночестве, в страхе, в стрессе ты не выберешь простое решение — быть обыкновенной флаг-ведьмой. Свободной. Могучей.
Он говорил так спокойно и с таким знанием дела, что у Эгле встали дыбом волосы на затылке. Клавдий улыбнулся:
— Я знаю, через что ты прошла. Ты знай, что тебя ждет. Когда ты что-то совершаешь, как флаг-ведьма, ты делаешь флаг-ведьму в себе сильнее. И наоборот: когда ты находишь в себе силы исцелять, она ослабевает. Понимаешь?
Эгле молчала.
— Если ты снова кого-нибудь атакуешь, как тех патрульных в Ридне… Тебя поймают и осудят, но ты ведь не этого боишься. И я не этого боюсь. Ты перестанешь сопротивляться флаг-ведьме в себе, и эти горы тебя заберут.
— Нет, — пробормотала Эгле.
— Я сказал «если».
— Вы все это знаете про меня… и просто так отпускаете?!
— Да, — он кивнул. — Я свой выбор подтверждал много лет, каждый день. И тебе придется. Много лет. Каждый день. Отвечать на вопрос, кто ты.
— Кто я?!
— Каждый день, — повторил он мягко. — И это не будет просто, потому что тебя не оставят в покое. Тебя нарочно станут провоцировать. Тебя будут разглядывать под микроскопом, каждый твой шаг. Ты должна быть очень, очень осмотрительна.
— Я обещаю, — она облизнула пересохшие губы.
— Инквизиторы будут кидаться на тебя и не спрашивать документы, а сразу оглушать.
— Я укроюсь мороком.
— Никому не рассказывай. Потому что это тоже преступление. Каждую секунду знай, на каком расстоянии от тебя ближайший инквизитор и куда он идет. Эх… никогда не думал, что стану давать действующей ведьме советы по конспирации…
Он потянулся, встал, подбросил в камин еще полено. Эгле ждала — знала, что он еще не закончил.
Он обернулся и посмотрел через комнату — прямо ей в глаза:
— Никогда, ни с кем, ни при каких обстоятельствах не обсуждай «чистую» инициацию. Ее просто нет. Ты поняла?
Эгле храбро попыталась выдержать его взгляд, но почти сразу зажмурилась. Получилось плохо — будто она в чем-то виновата и не хочет с ним соглашаться.
— Если ты попробуешь кого-то инициировать, — он говорил сейчас, будто с ребенком, — или подтолкнуть к такой идее… Ты понимаешь, чем это обернется?
— Нет. — Эгле не открывала глаз. — Я правда не знаю, что будет, если я кого-то инициирую. И вы не знаете.
— Я как раз знаю, — сказал он вкрадчиво. — Тебя запрут без права на помилование. И ты умрешь в тюрьме. Вот что будет.
— А если я докажу, что ведьм можно инициировать без скверны, что «чистая» инициация возможна, или я могу передать свой дар… Разве победителей судят?
Он молчал. Эгле решилась взглянуть на него — и тут же прикусила язык:
— Нет, я поняла. Я не стану это выяснять. Нет «чистой» инициации — ну допустим, что нет… Клавдий, пожалуйста, не надо так смотреть.
Он удрученно покачал головой. Вздохнул, прошелся по комнате:
— Лучше бы тебе остаться в Вижне на какое-то время. Пока не утихнет шум. Пока мы не узнаем, по крайней мере, кто мой преемник…
— Я не могу… надолго бросить Мартина, — сказала Эгле. — Я просто не могу. Я и так… мне тяжело думать, что он там один, что он вечно рискует, а меня нет рядом…
Она оборвала себя. Клавдий покосился на нее, хотел что-то сказать, но удержался.
— Спасибо, что вы мне доверяете, — сказала Эгле.
— Долг — платежом, — он ухмыльнулся. — Ладно, шучу. Мы ведь не на базаре.
Он подмигнул и засмеялся, но глаза оставались невеселыми и даже сумрачными.
Часть четвертая
— Где ваша дочь?
Вдова смотрела, как смотрят на восставших мертвецов, причем крайне недоброжелательных. Мартину очень не хотелось сегодня с ней встречаться, но дело требовалось довести до конца.