От звука его голоса Эгле прошиб мороз. Официантка ретировалась. Мартин молчал, и Эгле замолчала тоже, будто у нее отнялся язык.
— Видишь ли, мне потом ее придется убивать, — сказал Мартин. — Мне, а не тебе. У меня есть опыт с несчастной Майей Короб, это мой опыт, а не твой. Ты понимаешь, что ты мне сейчас предложила?!
Он говорил очень тихо. Огонь в камине начал угасать, будто в потоке углекислого газа. За столиками прекратились все разговоры.
— Я звонил сегодня в Вижну, — сказал Мартин после паузы. — Узнавал новости у начальника канцелярии. Ведьму, которая гоняла танк по площади, зовут… звали Дафна Регис, она кормила лебедей в парке… Балерина… я тебе рассказывал. Она не хотела и боялась проходить инициацию… до «ведьминой ночи». На площади я ее не узнал — она изменилась… и лицо было в крови.
— Я не знала, — прошептала Эгле. — Прости. Ты, наверное…
— Да, я «наверное», — он не дал ей договорить. — Я, наверное, не очень добрый сегодня и не стану добрее со временем. С Ларой Заяц надо работать, и я буду с ней работать, когда в спецприемнике установят элементарные изолирующие знаки. Но ее судьба — это ее судьба, девчонка останется под замком, если я сочту, что это убережет ее от инициации. Никаких экспериментов, пока я здесь верховный инквизитор, а это надолго.
Эгле смотрела в меню перед собой — и не разбирала ни строчки.
Две лекции до обеда, две после обеда. Городской лекторий, политехнический колледж — как будто ничего не случилось. Слушателей было меньше обычного, им труднее было сосредоточиться, но Ивга не делала никаких поблажек — ни им, ни себе. По дороге домой, в машине, она почти уверилась, что снова живет нормальной жизнью.
Иллюзия пропала, стоило Ивге отпереть калитку: Клавдий был дома. Никогда прежде он не бывал дома в этот час; он сидел во дворе, на скамейке-качалке, накинув куртку на плечи поверх свитера грубой вязки, и смотрел в пространство, и не слышал, как открывается калитка. Это было так дико, что Ивга споткнулась и остановилась.
Он будто спал с открытыми глазами. Не думал, не вспоминал — нет, просто располагался во времени, существовал, плывя по течению. Ивге стало страшно — как будто на месте Клавдия помещалась на скамейке гипсовая статуя.
— Клав…
Он повернул голову. Улыбнулся, глаза оживились:
— Привет, будешь ужинать? Хочешь, поедем куда-нибудь?
— Нет, — она подошла и остановилась рядом. — Ты…
— Я спокоен, доволен жизнью и ни о чем не жалею. Что еще ты хотела спросить?
Ивге иногда хотелось бы, чтобы он не читал ее вот так, будто книгу.
— Ты не выглядишь как довольный жизнью человек.
— Потому что я должен адаптироваться к смене ритма, это же естественно… Мне все время приходится тормозить себя и удерживать, я учусь спокойному созерцанию, я отказываюсь от контроля. Я бы хотел заняться спортом, или приготовить мясо на углях, или научиться ловить рыбу, или завести гусей…
— Гусей?!
— Была бы прекрасная замена Совету кураторов, — сказал он без улыбки. — Гуси бы кидались на меня и шипели, я гонял бы их хворостиной и натравливал друг на друга… Во дворе стало бы шумно и весело…
Он запнулся на секунду и продолжил почти без паузы, тем же тоном:
— Знаешь, я, пожалуй, изменю свое решение. Да-да, я все-таки поеду на круглый стол и устрою там «шумно и весело», раз уж с гусями пока не сложилось. А потом мы с тобой можем поужинать в городе. Хочешь?
— Почему мы считаем себя умнее предков? Почему-то предки избегали ведьм, удаляли их из общества, изгоняли, запирали — а мы терпим квоты на ведьм в университете?! Когда отличный абитуриент сдает на хороший балл и остается за бортом, потому что по квоте — по предписанию! — мы обязаны взять, видите ли, ведьму?!
Клавдий вошел в студию посреди эфира, и звукооператор едва успел пристегнуть ему на пиджак микрофон-петлицу. Ведущая хищно обрадовалась, появление здесь Клавдия было для нее профессиональной удачей. Ректор университета закашлялся посреди своей речи и покраснел, как томат. Скандальный политик, сидящий напротив, не мог спрятать раздражения. Публика на импровизированных трибунах оживилась. Клавдий механически отметил, что ни среди гостей, ни среди зрителей в студии нет ни одной ведьмы.
Он уселся на свободное место. Все камеры в студии уставились на него, забыв о ректоре, который все никак не мог откашляться.
— Господа, никому не надо представлять… — начала ведущая.
— Дайте же мне закончить! — выкрикнул ректор.
Клавдий зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью. Не потому, что хотел кого-то оскорбить, а просто скука, чуть было развеявшаяся по дороге, накрыла его заново и сделала цветной мир черно-белым.
Ректор сорвал с себя микрофон и выбежал из студии. Его демарш остался почти незамеченным. На Клавдия посыпались вопросы:
— Господин Старж, как расценивать вашу отставку, как победу или как поражение?
— Что вы почувствовали в момент танковой атаки на площади?
— Кто, по-вашему, будет новым Великим Инквизитором?
— Вы признаете, что своими действиями привели Вижну на край пропасти?!