Ведьмин смех

Каждый раз при встрече с этой девушкой Рамон терял голову. Он молча кивнул и безропотно последовал за ней. Ракель притворила дощатую дверь сарая, где хранилось прошлогоднее сено. Сооружение упиралось в обрывистый берег реки, сквозь щели между досками проникали лучи света, ложась на пол солнечными зайчиками. Снизу, из-под откоса, доносился ласковый плеск воды и кваканье лягушек. Ракель достала бечевку, принялась увязывать травы в пучки и развешивать на несущих балках. Рамон какое-то время наблюдал за ее плавными движениями, но не выдержал: обнял сзади и поцеловал в кудрявый затылок, затем в висок. Волосы Ракель чудесно пахли травами, а на виске под тонкой кожей мерно бился пульс. Рамон с упоением впитывал ее запах, ему хотелось раствориться в ней, слиться воедино. Ракель обернулась и с ответной страстью накинулась на него с поцелуями. Рамон подхватил девушку и аккуратно опустил на охапку сена. Время для них остановилось.

– А мы не поторопились, Ракель? – спросил Рамон, любуясь девушкой, лежащей в его объятиях, когда все закончилось.

Та приподнялась на локте и хитро взглянула на него, закусив соломинку.

– Нет, я не пожалею о том, что произошло между нами, даже если ты уедешь. Сегодня особый день: темную половину года сменяет светлая, Бог соединяется с Богиней-матерью для зарождения новой жизни, их соитие дарует плодородие земле. И если я понесу, ребенок, зачатый в последний день апреля, будет считаться благословенным.

Рамон не успел ничего ответить, потому что в этот момент по улицам Рупьи пронесся истошный вопль, полный невыразимой муки.

Ракель живо вскочила с сеновала и стала зашнуровывать платье.

– Кажется, кричали со стороны дома Мануэлы, – проговорила она с любопытством. – Пойдем-ка, посмотрим!

Рамон побледнел от предчувствия, что по его вине случилось нечто ужасное.

Когда они, запыхавшись от бега, поднялись в горку, дверь дома Мануэлы была отворена настежь. Внутри уже хлопотала Сантана. На очаге дымился большой котелок.

– Как аппетитно пахнет мясным бульоном, – невольно проронил Рамон.

В ответ из дальнего угла раздались истерические рыдания, полные боли и безысходности. И там Рамон увидел Мануэлу: она сидела, скрючившись, и тихо поскуливала, баюкая левую руку на перевязи, как младенца.

– Что стряслось? – спросила Ракель у Сантаны, округлив от ужаса глаза.

– Она сварила свою руку заживо вместо куска мяса, – спокойно констатировала та. – Я обработала и перевязала то, что осталось. Потом попробуем подлечить травами, но сомневаюсь, что нарастет новая плоть. Нам придется много потрудиться, но мы должны попробовать спасти ей руку. Жаль ее, такая молодая!

– Да уж, – ошеломленно выговорила Ракель и обратилась к Мануэле: – Расскажи, как это произошло?

– Сама не знаю, – выговорила та, давясь рыданиями. – Я поставила варить мясо, которое мне дал Карлос. Потом посолила… и решила проверить, не добавить ли еще соли. Я опустила палец в воду, чтобы попробовать… И засмотрелась на огонь – он горел так красиво, переливался разными оттенками, от оранжевого до синего. Больше я ничего не помню… Очнулась уже, когда вода вовсю кипела. Понятия не имею, как моя рука по локоть оказалась в кастрюле! Я совсем не чувствовала жара и боли… – Мануэла глянула на забинтованную конечность и завыла: – О, моя рука!

– Не та ли это соль, что я принес? – шепотом спросил Рамон у Сантаны.

– Какая соль, кто тебе ее подсунул? – уточнила женщина и тут же остановила его красноречивым жестом: – Можешь не отвечать, нетрудно догадаться! Пойдемте, побеседуем с этой негодницей!

Дом, куда они направлялись, находился ниже по улице, рядом с мясной лавкой, закрытой в базарный день. Исамар оказалась дома одна, поджидая мужа, который ушел по делам. Босиком, с распущенными волосами и в домашнем платье свободного кроя выглядела Исамар безобидной маленькой женщиной. Однако ее обманчиво невинный вид не вводил Сантану в заблуждение.

– Ты это сделала? – начала она обвинительным тоном. – Не вздумай лгать – кроме тебя некому! С нами пришел свидетель, готовый подтвердить, что ты дала ему заговоренную соль для Мануэлы.

– Я и не отрицаю, – сказала Исамар, благостно сложив руки на животе, и зевнула. – Ну и как эта мерзавка? Я слышала, вопила на всю улицу, даже разбудила меня.

– Мы же условились – не ворожить во зло! – пристыдила ее Сантана. – Только исцелять хвори, облегчать страдания рожениц, выхаживать слабых младенцев.

– Кто бы говорил! – рассмеялась Исамар с иронией. – Вспомни, как ты отомстила убийцам своего мужа! Кишки и прочие внутренности разбойников долго украшали деревья, пока их не склевали вороны. Восхитительное зрелище! Я оценила, недаром я жена мясника.

– Они поплатились за содеянное зло, – возразила Сантана и поджала губы. – И тем самым я уберегла мирных людей от разбойничьих нападений. В наших лесах теперь тихо.

Однако Исамар с завидным упрямством стояла на своем.

– Вот и Мануэле досталось по заслугам – будет неповадно увиваться подле моего мужа. Она не умрет, разве что останется калекой. Может, кто сжалится и возьмет ее в жены, хоть она и никудышная хозяйка.