Он поспешно откланялся и зашагал вниз по улице. Солнце поднялось высоко, но на улицах, закованных в окаменелую лаву, всегда было сумрачно. Стены противоположных зданий отбрасывали тень друг на друга, и в узкую щель между домами почти не проникали солнечные лучи. Даже в жару здесь ощущалась прохлада, временами даже пробегал озноб по коже.
Спустившись по кривой улице, Рамон набрел на мясную лавку, на витрине которой были развешаны аппетитные окороки и ароматные колбасы. Он открыл дверь, услышав звон колокольчика, и зашел. В лавке хозяйничала беременная женщина, ее высокий живот заметно выпирал под холщовым фартуком. В отличие от других горожанок волосы у лавочницы были светлые, с пепельным отливом, сколотые в низкий пучок. Несколько непослушных прядей выбивались у висков, пушистым облаком обрамляя ее миловидное лицо.
– Доброе утро, – приветствовала она посетителя с располагающей улыбкой. – Желаете мяса или наших домашних колбас?
Рамон решил взять к обеду и того, и другого. Он вспомнил о стесненных обстоятельствах Сантаны и сообразил, что ей трудно прокормить гостя.
Пока хозяйка отвешивала ему товар, дверной колокольчик вновь звякнул. Рамон обернулся на звук и увидел, как в лавку величавой поступью королевы входит Мануэла. Она была всего на голову выше хозяйки, а вела себя, будто бы выше на целых две.
– Что ты здесь забыла, Мануэла? – с явной неприязнью сказала лавочница. От ее любезности не осталось и следа.
– Забыла спросить тебя, Исамар, что мне делать и куда ходить, – пропела Мануэла. – А что, сегодня Карлос не торгует, раз ты вместо него тут, как белая ворона среди голубей?
Исамар бросила кусок мяса, который резала, на весы и вздернула подбородок, уперев руки в расплывшуюся талию.
– Раз ты признаешь, что беспамятная, скажу тебе, Мануэла: я хочу, чтобы ты, наконец, забыла сюда дорогу! Я-то знаю, что ты таскаешься сюда не за колбасой! А если сказать откровенно, не за этой колбасой! Но Карлос не свободен. Постыдилась бы – у него жене скоро рожать! Эта скамейка занята, и троим на ней не усидеть. Поищи себе холостого мужчину!
Мануэла смерила соперницу испепеляющим взглядом и изрекла:
– Еще не вечер. Может, ты еще умрешь в родах! А свято место пусто не бывает. Карлосу нужна настоящая женщина, а не такое тщедушное недоразумение, как ты!
Исамар вспыхнула и угрожающе схватилась за нож, которым разделывала мясо.
Рамон, невольный свидетель скандала, понял, что дело принимает серьезный оборот, и встал между разъяренными женщинами.
– Дамы, будьте благоразумны, – примирительно сказал он. – Мануэла, лучше уходи, пока не пролилась кровь. А в твоем положении, Исамар, не следует волноваться.
К удивлению Рамона, обе женщины послушались: Исамар положила нож на прилавок, а Мануэла направилась к выходу. Жалобно зазвенел колокольчик, хлопнула дверь, и в лавке воцарилась тишина. Исамар вытерла окровавленные руки полотенцем и прижала ладони к пылающим щекам.
– Благодарю, что выпроводил ее. Эта вертихвостка хочет увести у меня мужа, когда я жду ребенка! Приехала она, навязалась на нашу голову!
– А что думает на сей счет ваш муж? – осторожно поинтересовался Рамон.
– Идет за ней, как теленок на веревочке, – горестно вздохнула Исамар и принялась заворачивать мясо. – Ладно, я сама разберусь. Спасибо за покупку, заходите к нам еще. И извините за скандал.
Рамон занес сверток на кухню Сантаны и сразу вышел из дома. Бродить по безлюдному в час сиесты городу, присматриваться и расспрашивать о ведьмах больше не хотелось. Рамон всем сердцем жаждал увидеть Ракель. Он полагал, что девушка пасет овец на опушке леса, не знал точно где, однако его влекло в правильном направлении с неудержимой силой. Рамон не задумываясь перешел через мост под предостерегающий шепот реки, миновал городские ворота и двинулся по тропинке вдоль оборонительных стен. Вскоре дорожка привела его к лугу, где паслось стадо белорунных овец. Они мирно пощипывали свежую весеннюю траву. Апрель подходил к концу, травы зеленели, тянулись к солнцу и наливались соками. Луг усеивали белые цветы ладанника и голубые звездочки незабудок, иногда попадались и маки, багряные, точно капли крови. Рамон поискал взглядом Ракель: та спала в тени под раскидистым дубом, закинув руку за голову, прекрасная, как сон. Он приблизился неслышными шагами, чтобы полюбоваться ею, опасаясь, что блеяние овец может его выдать. Лицо спящей девушки было безмятежно, ее длинные ресницы отбрасывали тень на бархатистую кожу щек, а розовые губы слегка приоткрылись. В ее смоляных кудрях запутался цветок мака. Засмотревшись на красавицу, Рамон все же сумел почуять опасность и оглядеться. Интуиция не подвела его: между корнями дуба извивалось серебристое тело змеи. Гадюка уже подбиралась к беззащитной девушке, когда Рамон схватил упавшую ветку, ловко подцепил змею и отбросил в сторону. Вероятно, он издал возглас, потому что Ракель проснулась. Она села, еще не выйдя из-под туманной власти сна, и с изумлением наблюдала, как Рамон каблуком раздавил змее голову.