Ведьмин Талисман, или Ловушка для архимага (СИ)

Внешность Смотрителя удивительно соответствовала месту работы. Первый учебный день, ознакомительная экскурсии по Академии, во тьме Бестиария смутно вырисовывается гигантская полуголая фигура, смотрит на нас маленькими, холодными, людоедскими глазками из-под огромных надбровных дуг. Удивленный Петянин голос:

«Он что, ручной?»

«Почти, — ответила профессор Ладынь. — Человеческую речь понимает, но гладить не рекомендую — кусается…»

С тех пор барона Карского, магистра стихийной магии, героя Вейрской войны так и называли: «почти ручной».

Бестиарий приветствовал хрустом и урчанием. Справа в стеклянную стену отчаянно бился гигантский паук.

— Пздрвляю. Ты тперь члн магчского ордна! — сказал смотритель, открывая окошко для кормления и пожимая мохнатую ногу.

Нога хрустнула. Паук эффектно развернул жвалы и ринулся в бой, но застрял головой в узком проходе.

— Я с тбой сгласен, нвость — …! А еще гврят, жвтные нче не пнимают… — умилился Фрол.

Оставив смотрителя в компании его всепонимающего собеседника, я пошла наверх, в вольеры птеров.

Птеры — гордость Бестиария. Их выводили больше столетия — зверей, способных без устали преодолевать по воздуху огромные расстояния со всадником на спине. Среди магов они не пользуются популярностью — летающие корабли удобнее, выносливее и не просят жрать! Зато заморские владыки платят миллионы за каждого, это безумно престижно — иметь хотя бы одного крылатого коня в королевстве. Хотя на лошадь эти полуящеры-полуптицы смахивают разве что упряжью, и то весьма отдаленно.

А еще это самые изящные существа в мире. Небрежный чернильный набросок гениального художника; причудливая пляска тени огня на стене; алые угольки глаз — такие они в темноте стойл, то ли твари Преисподней, то ли хранители Ирия…

Поймала себя на том, что разум цепляется за любую деталь, за любое рассуждение, лишь бы только не думать о том, главном.

Майти нет…

— Майти нет — шепнула я птерам.

— Ууааааррррр… — ответили мне. Волнуются. Чуют демона… У птеров странные голоса — низкое, раскатистое горловое воркотание, сменяющееся повизгивающими выкриками, похожими на душераздирающий скрип несмазанных дверных петель.

Брать силу у животных легко, они сами ее отдают, если любят. У каждого по чуть-чуть — это безвредно. Кошак оживал на глазах. Я запихала его за пазуху, закутала в куртку и приказывала спать. Он крепко-крепко вцепился коготками в свитер. Боялся, что я опять куда-то пропаду… Я свернулась на соломе в вольере серебристого Ратака. Птер подошел, сунул голову, чтобы я почесала между вставшими вертикально чешуйками. Черный взмяукнул, полез наружу. Он хотел крови и смерти, как обычные котята — молока и поиграть. Я посылала ему волны сна. Ратак хлопал крыльями, заинтересовано щипал клювом мою куртку, тщась добраться до позднего ужина. Демон ему чрезвычайно не нравился, но не пугал. Птеров мало что может напугать. Опасаясь, что недовольная зверюга может и лапой заехать, а когти птера, между прочим, оставляют царапины на каменных плитах взлетной площадки, я хлопала его по холке:

— Тихо, тихо, лежать!

Но когда Ратак наконец улегся, прижался теплым жестким боком, я неожиданно для самой себя больно дернула его за крыло. То ли потасовки с птером я в тот момент хотела, то ли убить кого-то абстрактного… Еле увернулась от раздраженного взмаха крыла, вскочила, забегала по просторному вольеру.

Майти убили! Мою Майти!

Очень громко и зло клекоча, Ратак ходил за мной по пятам. Из соседних вольеров ему недовольно отвечали. Шум поднялся оглушительный, слышен был, наверное, даже в общаге. Упала, перекатилась по соломе, спасаясь от его наскока. Замер, оценивающе смотрит на меня круглым красным глазом. Угрожающе щелкает клювом. Черный опять зашебуршился, полез из-под куртки. Запихнув его обратно, я уселась, прислонившись спиной к стене и начала рассказывать. Птер слушал внимательно, смешными прыжками — боком — подбираясь поближе. Мой голос успокаивал его раздражение. Кажется, умная зверюга даже что-то поняла. Пощелкивала тонким изогнутым кончиком клюва у моего лица, пощипывала за волосы — это у птеров такая ласка, знак расположения.

— Ратак, а вдруг она жива?! — я снова вскочила. Я ведь так и не добежала до целителей! А вдруг ее спасти еще можно было! В смысле, можно было тогда! Ее ведь незадолго до меня ножом ударили! Вдруг… Отозвать, вернуть душу… Я не смогла, целители б смогли! А я ведь куратору Леонарде не сказала, чтоб позвали целителей, я просто сказала, что она уже мертва…

Потом вспомнилась хлынувшая Бездна, языки непроглядной тьмы, выползавшие из ворот храма. Да нет, вряд ли Морена свою законную добычу упустила б, она и меня-то забрать хотела…