— А ну посмотри на меня! — он взял ее за подбородок и заставил поднять голову.
Его руки после работы пахли отвратительно.
— Рожу она воротит, понимаешь. — Он разглядывал ее, прищурившись, будто впервые видел. — Презирает родного отца…
— Я не презираю!
— Да я вижу. Все у тебя на лице написано. Папка ей не такой. Деньги, на которые ты жрешь, тоже не такие.
— Папа, нет. — Она изо всех сил старалась не заплакать.
Ее слезы всегда бесили его еще больше.
— Да ты знаешь, что я как на войне каждый день! Что у меня за работа, а? Что я делаю, чтобы ты, писюха, могла спокойно ходить в школу, смотреть телик?! А ну пошли…
Он потащил ее в комнату, и тогда она попробовала сопротивляться:
— Папа, еда готова… Давай поужинаем, ну пожалуйста… Ты устал, отдохни…
— Я устал, — бормотал он сквозь зубы. — Я от жизни такой устал! Не понимаешь, чем отцу обязана, так я тебе объясню…
Он сунул флешку в свой старый компьютер, чуть не сломав гнездо. Майя зажмурилась, заранее зная, что сейчас увидит.
— Не сметь отворачиваться! Смотри! — Он хлестанул ее по щеке.
Слезы разлетелись веером. Из динамиков компьютера послышался вопль, Майя попыталась заткнуть уши…
— Каждый день! Защищаю людей! Вас защищаю! От нави, от мертвецов этих, которые возвращаются! Весь порядок на мне держится, из-за нас город спокойный! А они рожи воротят!
На экране люди в меховых безрукавках танцевали, встав в круг, в центре корчился на земле человек и с каждой секундой терял человеческий облик: как будто из надувной куклы выпускали воздух. Орущий рот был — черная дыра, один глаз съехал к подбородку, другой уполз на лоб…
Майя вырвалась и бросилась бежать — прочь из комнаты. Прочь из квартиры. Куда глаза глядят.
Бежала, пока колотье в боку не сделалось нестерпимым. Тогда перешла на шаг — задыхаясь, облизывая пересохшие губы. На автобусной остановке не было ни души, Майя села на скамейку под сенью большого сиреневого куста. Он зацветет в апреле, если не срубят.
Закончить девятый класс, тогда ее возьмут в какое-нибудь училище. Тогда она сможет уехать из Одницы. Надо только закончить девятый класс. Если отец узнает, что она ведьма, — точно убьет. Он много раз говорил, что ведьмы ничем не лучше навок. А навок он убивает, это его работа. Он же чугайстер…
— Деточка, — послышался слабый голос. — Помоги мне, пожалуйста.
Майя подняла голову. Старушка в светлом плаще, в соломенной шляпке стояла в двух шагах, опираясь о тележку со сбитым, сломанным колесом. В тележке лежала продуктовая сумка.
— Ага, — сказала Майя прежде, чем успела подумать.
Встала, взялась за ручку тележки — действительно тяжелый груз. Как будто бабушка купила в супермаркете кирпичи.
— Здесь недалеко, — сказала старушка.
У нее было приятное, в сетке добрых морщин лицо. Майе стало неудобно: старушка, такая хорошая, не подозревала, что Майя ведьма и связываться с ней приличным людям не стоит. Вышло, будто Майя ее обманывает.
— Спасибо тебе, — говорила старушка. — Ты чем-то расстроена?
— Я ведьма, — прошептала Майя и втянула голову в плечи.
— Я знаю. — Старушка кивнула. — Ты заброшенный, затравленный ребенок. Но ты не всегда будешь такой. Однажды ты станешь свободной и сильной. Никто тебя больше не обидит — никогда. Ты сама накажешь всех, кто посмел когда-то причинить тебе боль.
Старушка шагала рядом, разговаривая вполголоса, с улыбкой, как о чем-то само собой разумеющемся. Майя смотрела и не понимала: может быть, пожилая женщина плохо слышит, она не расслышала страшного слова?!
— Ты ведьма, — старушка кивнула. — Это значит, что в тебе скрыт великий дар. Думаешь, с тобой что-то не так? Это с ними что-то не так, деточка. Они злобная плесень. Мусор, который хочет тебя убить.
Странно, но теперь, слушая ее, Майя не чувствовала ни привычного страха, ни вины. Больше того, ей хотелось слушать дальше и соглашаться с каждым словом. «Злобная плесень»… да, какие точные слова. «Хочет убить»… и снова нету страха, только спокойная уверенность: теперь все будет хорошо.
— Все будет хорошо. — Старушка облекла ее мысли в произнесенные слова. — Твое время скоро придет, а пока подумай. Вот мы и на месте.
Майя увидела решетчатую калитку дома, которого, кажется, раньше не было на этой улице. Старушка улыбнулась, обнажив белоснежные молодые зубы, — Майя, вздрогнув, пришла в себя на скамейке в тени сиреневого куста.
Она задремала, уснула, ей привиделось. Никакой старушки не было, надежды не существует. Из мира грез Майя вернулась в реальность, полную страха, вины и унижений.
Ни Клавдий, ни Ивга не нуждались особенно в светской жизни, но игнорировать приглашение в третий раз было бы свинством. А кроме того, ректор, как было известно Клавдию, светскую жизнь любил и приемы в герцогском дворце не пропускал. И если в университетских коридорах ректор мог ускользнуть от визитера, спрятаться, подставить вместо себя заместителя, то в зале для приемов деваться ему было некуда. Клавдий с порога отметил, что интересующая его персона здесь, беседует, закусывает и совершенно довольна собой.
— Вы все-таки пришли.