— Они меня не любят, — быстро сказала девчонка. — Не любить — не преступление. Я их боюсь… но они ничего такого не делают. Пока.
— Ладно, давай договоримся, что, если тебя ударят, или испортят вещи, или что-то еще, ты сразу позвонишь мне… Хочешь есть? Сейчас мы закажем горячих бутербродов, жареной картошки, газировки… Вредной и вкусной пищи, один раз ведь можно?
— Почему вы со мной так возитесь? — Она снова шмыгнула носом.
«Потому что ты на краю пропасти».
— Потому что я хочу тебе помочь. — Он ободряюще кивнул. — А теперь давай покончим с неприятным делом: ты будешь смотреть мне в глаза, а я соберу твои данные для учета. Это будет больно, но очень быстро и только один раз.
Она выдержала его вмешательство стоически — на фоне бед, которые обрушила на нее жизнь, инквизиторское сканирование не было особым испытанием. Мартин терпеть не мог эту часть работы. Профиль каждой ведьмы был неповторим, как отпечаток пальца, и заносился в базу; в профиле Майи он увидел нехорошее сочетание факторов. Возможно, потенциальная воин-ведьма. А может, и нет. До инициации никто не в состоянии точно определить ни специализацию ведьмы, ни ее силу.
— Что-то не так? — Она снова прочитала мысли по его глазам.
— Все в порядке. — Он улыбнулся. — Теперь у тебя будет красивая учетная карточка, все по закону, ни один инквизитор носа не подточит.
Гедда принесла заказ из ближайшего кафе, и девчонка съела все до крошки. Мартин расхаживал по своей части кабинета, глядя сквозь тонкое стекло, как она жадно ест и пьет.
— В следующий раз ты придешь ко мне через неделю…
— Но вы же сказали, раз в месяц!
— На пять минут. Я просто должен видеть, что с тобой все в порядке.
— А что со мной может… не в порядке?
«Ты можешь превратиться в чудовище».
— Смотри, — сказал Мартин. — Если где-то — на улице, в магазине, да хоть в школе, к тебе подходит незнакомая женщина и говорит, что ты должна пройти свой путь и в конце пути тебя ждет что-то очень хорошее…
— Значит, она предлагает мне инициацию. — Майя побледнела.
— И что ты тогда делаешь?
— Звоню вам. — Ее губы едва шевелились. — Ой.
— Что, уже такое было?! — Мартин подскочил.
— Не совсем. — Майя задрожала. — Это было вроде как… сон. Я думала, мне привиделось.
Он отпустил Гедду и просидел с девчонкой еще час.
— Я обещаю. — Майя говорила искренне. — Если снова увижу эту бабку — сразу позвоню. Я клянусь.
По крайней мере сейчас она была полнейшей его союзницей. Больше он ничего сделать не мог.
— В любое время дня и ночи — звони, не стесняйся. Почувствуешь себя странно — звони. Станет грустно — звони. А вот это отнесешь своей директрисе.
Он вытащил бланк, подумал и написал от руки:
Юридически справка была ничтожна, но директриса не станет разбираться. Пусть на время отцепится от ребенка. Майя вышла из кабинета совершенно другим человеком — спокойная, даже веселая.
Он посмотрел на часы: рабочий день, конечно, давно закончился. В следующий раз, когда отец спросит, не собирается ли он завести семью, Мартин с чистой совестью скажет, что женат на своей работе.
Получив повестку в суд, Эгле немедленно связалась с адвокатом. Тот успокоил ее:
— Просто еще раз расскажите им, как все было. Ответьте на вопросы.
— И что, мне еще раз глядеть на эти… рожи?
— Нет, вовсе нет. Будут только адвокаты. Закрытый режим, ни прессы, ни зрителей, все строго по делу.
Если у нее и были нехорошие предчувствия насчет этих слушаний, Эгле старалась гнать их от себя. Все ее мысли занимала работа; ее пригласили в амбициозный проект на фоне скандала: предыдущий художник по костюмам, а заодно и оператор покинули группу. Эгле просмотрела концепты, в резкой форме заявила, что проект провальный и участвовать она не будет. Наплодив полсотни врагов за пару минут эмоциональной речи, Эгле вышла из офиса, и ее осенило: она поняла, как и что следует изменить в визуальном решении.
Она вернулась, и, хотя ее не хотели слушать, насильно выложила свою идею, подкрепив парой набросков на планшете. Ее прогнали, громко ругаясь, чтобы перезвонить потом среди ночи и сообщить, что концепт гениальный, но бюджет уже трещит и по расходам все надо удешевить наполовину. Эгле отказалась работать на таких условиях; маялась до утра, прикидывая, за счет чего можно бы сэкономить, и так ни до чего и не додумавшись. Самолет вылетал рано, а добираться до аэропорта в Вижне следовало с запасом времени, в результате Эгле проспала за всю ночь минут сорок, и теперь ее слегка шатало.
В зале суда, куда ее вызвали точно в десять утра, обнаружились адвокаты всех четырех обвиняемых. Эгле повторила свой рассказ отстраненно, будто описывая злоключения совсем другого человека. Она надеялась скоро освободиться и наконец-то позабыть свой кошмар, но все пошло наперекосяк.
Адвокат Конрада, крепыш с полоской рыжих усов над губой, положил на стол толстую папку: