Ведьмин зов

В руках у нее была все та же тележка для продуктов, и колесо было по-прежнему сломано, как если бы старушка даже не пыталась его починить. Майя сделала шаг, потом другой. Ей показалось, что весь мир вокруг увяз в золотистой смоле и только Майя и старушка остались свободными.

х х х

Эгле поставила компьютер на столик в кафе и выпала из реальности: продюсер, которому она отказала вчера, прислал ей проект договора. Документ сопровождался письмом, где кроме многих лестных и дружеских слов содержалось категорическое уверение: работать придется в рамках бюджета, ни копейкой больше.

Эгле пришла в ярость. Удалила проект договора, потом восстановила документ из корзины. Они видели ее насквозь: ей хотелось реализовать свою идею, как голодному хочется есть, а курильщику — затянуться в самолете. Не ради денег, даже не ради славы. Если ей и вручат когда-нибудь статуэтку, она выйдет на сцену только затем, чтобы на глазах всего мира бросить награду на пол и громко сказать, как низко она ценит все на свете премии…

Она положила на колени планшет и принялась за наброски и так, в блаженном состоянии, провела несколько часов, пока официант деликатно не спросил, не хочет ли она что-нибудь заказать. Эгле, оголодавшая, радостно заказала себе ужин, и его как раз принесли, когда в кафе вошел Мартин.

Едва увидев его, Эгле поняла, что девочка на контроль не явилась. Мартин молча сел напротив. Эгле, отчего-то смутившись, убрала планшет и ноутбук со стола:

— Я тут поработать решила…

— И я тут поработать решил, — сказал он глухо. — Вот думаю, объявлять ее в розыск сейчас или подождать до завтра. Но что-то неохота ждать.

— У нее же будут неприятности, — тихо сказала Эгле. — Если ты сейчас объявишь ее в розыск. Не примут потом в институт, не возьмут на работу… Подожди, она могла перепутать день, утопить телефон в ванне…

Он покачал головой:

— Я сейчас поеду к ней домой. Если не найду ни дома, ни в школе — тогда в розыск.

Поток холода, исходящий от него, стал таким мощным, что Эгле, пытаясь согреться, взяла в руки чашку с горячим чаем.

— Прости, — сказал он и встал. — Счастливого полета.

— Позвони, — сказала она и тут же прикусила язык.

Он не удивился:

— Когда?

— Когда ее найдешь, — сказала Эгле. — Хоть бы поскорее. Я тоже как-то… эмоционально включилась, она мне вроде как не чужая.

Чай остывал в ее ледяных ладонях.

х х х

В спортзале играли в баскетбол. Удары мяча отдавались очень громко, будто били в барабан у самого уха. Майя прошла мимо раздевалок; уборщица стояла в дверях, уперев руки в бока:

— Я уже полы помыла, куда?

— Я забыла рюкзак, — сказала Майя.

— А голову ты не забыла? Который час?! Здоровые выросли, а мозгов, как у…

Майя посмотрела исподлобья. Уборщица замолчала на полуслове и отступила. Майя, потупившись, прошла в дверь, на первый этаж и дальше по лестнице, к кабинету информатики.

Кабинет был заперт. Зачем она пришла сюда? Зачем ей вообще нужен рюкзак? Разве она собирается делать уроки?

Майя пошла обратно вдоль стены, мимо классов, кабинетов, туалетов — мимо унылого, душного, мучительного, повседневного. Потерявшего над ней власть.

В спортзале били мячом о пол. Майя вошла в женскую раздевалку, залитую пряным неприятным духом. Ее рюкзак был здесь, пустой, вещи рассыпаны по кафельному полу вместе с содержимым урны: использованные прокладки, салфетки, жвачки, тетради, помада, все вперемешку. Валялся открытый альбом: пейзажи. И птицы в движении.

— Привет, ведьма!

Они ее ждали. Стучали мячом, но не выпускали из виду раздевалку, и вот теперь застали — вчетвером, в полном составе:

— «Новая Инквизиция» придет за тобой, похотливая рожа.

— Ты хочешь? Ты правда хочешь?

— Ведьмы всегда хотят.

— Смотри, она уже потекла!

— Ты зло, ты грязь! Наказание будет суровым!

Они наступали от двери, зажимая ее в угол. Молчала пустая школа. Только в спортзале по-прежнему бубнили мячом.

У отца не было стиральной машины. Каждый вечер, выкручивая над раковиной белье, Майя делала вот так. И вот так. И вот так.

х х х

Безрукавка сотрудника службы «Чугайстер» висела на спинке офисного стула, протертого во многих местах. В квартире было неуютно, но чисто. Пахло застарелым куревом. И еще чем-то мерзким. Прихожая была увешана плакатами, свежими и старыми:

«Служба «Чугайстер» — твоя защита от нави. 1111».

«Это не родственник вернулся из могилы. Это навь явилась убить тебя. 1111».

«Запомни, честный гражданин, мы твой храним покой, четырежды нажми “один” недрогнувшей рукой…»

— Не знаю, где-то шляется, — сказал ее отец, уже сильно выпивший. — К одиннадцати придет, или уши оборву. А ты кто?

— В котором часу она ушла сегодня из дома?

— Не знаю, вернулся с ночной смены, ее уже не было… Да кто ты такой?

Мартин вышел. Разговаривать здесь дальше не имело смысла.