— Они дети, — сказал он мягко. — Ты хотела, чтобы я пришел? Я здесь. Давай их отпустим.
— Нет… Я хочу, чтобы ты с ними говорил. Чтобы ты повторил свое вранье, которое втюхивал мне. — Та, что недавно была девочкой Майей, застыла на краю сцены, будто над пропастью. — Что ведьмы не опасные! Повтори! Что они талантливые! Что люди и ведьмы должны жить в мире! Говори, быстро, говори!
Она раскрыла ладонь, выпуская столбик огня.
Медленно, шаг за шагом, он шел по центральному проходу, мимо застывших в креслах подростков. Пламя с ее ладони, вертикальная свечка, отражалось на бледном восковом лице. Мартину казалось, что он слышит, как трещит бикфордов шнур, подползая к бомбе.
— Ведьмы, — сказал Мартин, — прекрасны. Талантливы. Умны. Сильны. Я буду повторять это, сколько захочешь.
Каждый шаг сокращал расстояние между ними.
— За что вы нас так ненавидите?!
Пламя на ее ладони потянулось к потолку. Мартин остановился, будто налетев на стеклянную стену.
Она, оказывается, позвала его не затем, чтобы убить, наоборот. Она хотела утешения. Она ждала, что Мартин, всемогущий в ее глазах, скажет: все образуется. Оставим прошлое. Мертвые ребята оживут. Ты перестанешь быть тем, кем стала. Инициацию можно отменить. Вот чего она ждала. Вот чего она от него хотела.
— Ни капли ненависти, — сказал он и вошел с ней в зрительный контакт. — Ты же видишь меня насквозь, ты знаешь, что я не вру. Все будет хорошо, Майя.
При всем чудовищном боевом потенциале она была неопытна и наивна и не знала, на что способен маркированный инквизитор.
Пожарные машины загораживали въезд; Клавдий бежал ко входу, несся большими скачками, и все равно казалось, что он еле движется. Не приходилось расталкивать ни полицейских, ни зевак, ни обезумевших от ужаса родителей, — люди шарахались с его пути, будто сносило ветром. Ведьма была совсем близко, ее тень поднималась выше школьного здания, выше старых тополей, достигала неба…
И вдруг исчезла. Клавдий споткнулся и замедлил шаг. У школьного порога стоял кордон, ему попытались заступить дорогу, бледный полицейский что-то втолковывал, но ведьмы больше не было. Она исчезла.
Школьная дверь открылась.
Вышел Мартин с ребенком на руках. Девочка лежала без движения, будто сонная, но Клавдий знал, что она мертва. Полицейский вытащил телефон, чтобы сделать фото, — Клавдий, не глядя, выбил трубку из его рук.
Мартин с девочкой вошел в «Скорую помощь».
В школу ринулась толпа — родители, врачи, полицейские. «Скорая» с Мартином и девочкой взвыла сиреной и отъехала. Клавдий смотрел им вслед.
— Почему ты не оглушил ее?
— Не хотел, чтобы ребенок мучился.
В парадном инквизиторском кабинете светило солнце в высокие узкие окна.
— Это был уже не ребенок.
Мартин молчал. Он выгорел изнутри за несколько часов и продолжал обугливаться. Клавдий искал слова и не мог найти, получалось не то, не так, пафосно, фальшиво:
— Ты уничтожил бомбу за пару секунд до взрыва. Никто не посмеет осуждать. Ты сам не посмеешь себя осуждать, или ты не инквизитор, а мальчик для битья. Слышишь?
Мартин молчал, водя ручкой по листу бумаги. Клавдий не знал, что делать и что говорить.
— Мартин, ты спас пятьдесят девять детей, и…
— Вот рапорт. — Мартин расписался снизу страницы. — Мне нужно пару дней, чтобы передать дела новому куратору. Или исполняющему обязанности.
Он достал из кармана и положил рядом с рапортом свой инквизиторский жетон.
— Отлично. — Клавдий взял бумагу, сложил вдвое, потом вчетверо. — Прекрасно. Рапорт я рассмотрю, по закону у меня на это десять дней… рабочих. А жетон оставь, пожалуйста, еще пригодится. Сейчас надо выйти к журналистам, тебе и мне, и спокойно, доказательно поговорить с людьми: вот динамика активности ведьм. Вот процент раскрытых преступлений. Вот сравнительная таблица за последние десять лет и за двадцать лет… И спросить: а не зажралась ли ты, почтенная публика? Здесь нельзя было ночью пройти по улице! Здесь в море вылавливали трупы каждый день, а теперь что?! Теперь привыкли к безопасности, расслабились, забыли, на что способны ведьмы, и все ужасно удивляются, если кого-то вдруг убьют…
Мартин не слушал его. Смотрел в пространство.
— Хорошо, я сам выйду на пресс-конференцию, — сказал Клавдий. — И даже позволю себе несколько оценочных суждений, например, блестящая работа. Беспрецедентная верность долгу. Спасенные жизни…
— Все бессмысленно, — сказал Мартин. — Ведьмы злы не потому, что они ведьмы, а потому, что мир полон зла. Все, что мы делаем, что я пытался здесь делать… вроде как из любви. Оказалось, из любви я могу только убить ведьму быстро.
За приоткрытыми окнами шумел курортный город.
— Вспомни, — сказал Клавдий хрипло. — Что ты говорил мне, когда решил идти в Инквизицию, а я орал, чтобы ты остановился?!
Мартин молчал.
— Ты говорил, что тебя не пугает ни грязь, ни кровь, ты хочешь спасать людей. И это единственное место в мире, на котором ты себя видишь. Сегодня ты спас пятьдесят девять детей и четырех взрослых, что может быть осмысленнее?!
— Она была в сознании, — сказал Мартин. — Она… больше сожалела, чем хотела мстить.