Гора с плеч… Теперь точно справимся. Я покосилась на дымок и повернулась к Томке. И встревожилась. Подруга была не похожа сама на себя. Всегда элегантная и строгая, а сейчас — без косметики, в старых джинсах, кроссовках и спортивной толстовке. Черный капюшон надвинут на глаза, по сутулым плечам скользят впопыхах заплетенные косы. А глаза — черные провалы в бездну. С желтыми искорками в расширившихся зрачках. И я вспомнила. Эта проклятая тюрьма сводит с ума тех, кто…
— Том, ты…
— Нормально, — перебила она резко. — Не отвлекайся, — закатала рукава и покосилась на меня: — Сама не лучше, — и повернулась к дрожащей Соне, скомандовав: — Софья, «уголь»! Живо!
Со мной архивариус могла препираться сколько угодно, а вот приказ «правой руки» — это приказ, обсуждению не подлежащий. Закусив губу и тихо всхлипывая, Соня кое-как закатала правый рукав блузки. Природная Верховная со светлым «углем» и неконтролируемым Пламенем — очередной нелепый каприз природы.
— Том, Верховная будет?.. — я уже творила купол, сгущая воздух под потолком и отгораживаясь от стеллажей.
— Будет, но позже, — подруга присела у лаза и повела носом: — Штук десять, пятнадцать — максимум… Ерунда. Сами справимся.
— Но… — ерунда?!
— Вентелируй легкие, вычищай яд и держи купол, — Томка встала и оценила периметр будущего поля боя. И пережала вену на левом локте.
Я невольно сглотнула. Плохо дело… Если «уголь» мигрировал из ее правого локтя в левый, попутно сменив «цвет» и качество силы… Она повернулась, сверкнув желтеющими глазами, и я обреченно констатировала… пробуждение. Того существа, которое к ночи поминать не стоит. Да и днем нежелательно. Редчайший случай, когда…
— Ульяш, не отвлекайся! — рявкнула Томка сердито. — Купол! И вихрь!
Я быстро отмела пугающие мысли и сосредоточилась на деле. Над лазом задрожал вихрь, развеивая очертания первого дымного, и воздух по стенам «периметра» пошел крупной рябью. Соня, дрожа, по пятому кругу сипло считала до десяти, но заснувший «уголь», кажется, отказывался просыпаться.
— Софья, не халтурь, — Томка выгребла из кармана джинсов горсть мелочи. — Не разожжешь сию минуту сама — помогу. И будет больно.
Давно я не видела ее такой резкой… до самоуверенности и безжалостности.
— Ульяна, усиль вихрь! И купол держи! Сейчас рванет!
«Рвануло» так, что под ногами дрогнул пол, с потолка посыпалась штукатурка, а я враз ослепла. Соня добилась своего, и библиотечный зал залил невыносимо яркий свет. Я резко втянула носом воздух, удерживая концентрацию и цепляясь за обонятельную реальность. Томка справа — и остро пахнет нечистью, струйки черного ядовитого дыма из лаза, Сонька позади в обмороке… Мелко задышав, я губкой впитывала силу и укрепляла купол, сокращала периметр, выталкивая бесчувственную ведьму наружу, увеличивала мощь ветра.
— Ульяш, еще!.. — крикнула подруга, и ее голос едва пробился сквозь шум ветра и вой дымных. — Не позволяй им формироваться!..
Глаза горели болью, по щекам текли слезы. Я задышала еще чаще, до острого покалывания в груди, до ощущения абсолютной невесомости.
Усталое «Готово…» я скорее ощутила по вибрации воздуха, чем услышала. Выдохнула, считая до десяти, двадцати, тридцати, сорока… Пока гипоксия не пробудила нечисть и инстинкты жизни, выводя из транса. Живо впитав остатки силы и успокоив ветер, я плюхнулась на пол, убрала с лица взъерошенные волосы и протерла саднящие глаза. Тишина архива оглушала. Ни звука, только наше с Томкой тяжелое сиплое дыхание.
— Отлично, Ульяш, — она кашлянула, — ни бумажки с полок не смахнула. Римма будет счастлива.
Я хмыкнула и растянулась на спине, раскинув руки и восстанавливая дыхание. Под потолком парили прозрачные сферы с курящимися ручейками дыма внутри. Глаза привыкали видеть, но пока расплывчато. «Угли» напитались на десять лет вперед, но внутри дрожало мерзкое чувство… изношенности. Когда через день выворачиваешься наизнанку, такое бывает. Магических сил — на хуфию хватит, а вот пальцем шевельнуть — уже проблема.
Подруга меланхолично звенела монетками, собирая их с пола. Да, кстати… Я порывисто села и встретила немигающий взгляд — желтый, безразличный, губительный. Усталость как рукой сняло.
— Том? — я нервно оправила куртку, нащупала сумку и украдкой запустила руку в боковой карман.
— Зачем здесь дымные? — она сидела по-турецки и смотрела мимо меня. Мерцающие глаза ввалились, длинные спутанные волосы беспорядочно разметались по плечам.