Ведьмина гора

Дербент – или кто там, похожий на это слово, – раздербанивший чью-то жизнь, уготовивший такие испытания, при воспоминании о которых до сих пор содрогается сердце. Честно говоря, даже мне сейчас, с высоты своего возраста, трудно понять, почувствовать, представить: как можно было все это выдержать? Не ожесточиться? Не озвереть? Не потерять надежду? Не свернуть с пути любви?

Как говорил классик:

…Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.

Именно так.

Снова и снова я разворачиваю свиток своей жизни, с самого начала, с первых своих шагов. И камнем со дна воспоминаний всплывает тяжелое слово «Дербент»…

Повесть, которую рассказать нельзя

Эти горящие, как пламя, восторженные глаза, эта душа, распахнутая, как окно в бурю, эта повесть, которую рассказать нельзя, эта печаль, о которой я так балагурю, – все это со мной, если я пьян от любви, все это со мной, если я ныряю в пространство, про себя повторяя, что любовь невозможно спасти на крови, и тишина окружает меня своим постоянством…

Постоянство губ сладких, как липовый мед, постоянство глаз, глубоких, как река ночная, постоянство речи куда-то опять зовет, и куда зовет? И зачем зовет? Я не знаю…

Только мир размыт и разорван при мутной луне, только катится небо обручем надо мною. И звенит струна. И, подвластный этой струне, я, наверное, сам становлюсь звенящей струною…

Что есть любовь: повторение пройденного

Что есть любовь?

Может быть, и нет любви,

а:

есть лишь тоска по любви,

жгучая,

злая,

невыносимая тоска,

царапающая

изнутри,

как неистребимый зверь.

А может быть, тоска и есть любовь?

Может быть, эта прозрачная ночь, распластавшаяся над безмолвным в своем оцепенении городом, заглатывающая взвивающиеся вверх испарения, впитывающая миазмы сознания, – может быть, эта ночь и есть оборотная сторона любви?

Ты ложишься спать, нежно холодит свежесть простыней, подушка послушно приникает к голове, словно собираясь шептать нечто заветное и залетное,

но:

сон не идет к тебе,

ты – один в этой пустой комнате, ты сжимаешь кулаки и бормочешь в сладостном исступлении молитвы Богу…

…Боже, – шепчешь ты, – Господь наш Всеобъемлющий и Сущий, спаси меня от печали, даруй надежду, дай возможность проснуться и вдохнуть вольный воздух утра.

Ты просишь и умоляешь Бога, ты чувствуешь, как возле сердца ворочается упрямый коробок боли.

Может быть, эта боль и есть любовь?

или:

это всего лишь обычный спазм, невралгия, сосуды, вечный спор систолы с диастолой?..

Сон о любви

Не пойму я: слышится мне что ли?

Евг. Евтушенко

Не пойму я – слышится кристальный чей-то голос? Он терзает грудь: «Милый мой…» – лепечет мне печально, – «Милый мой…» И как же мне уснуть? Это быль? Реальность? Ирреальность? Это миф? Сияние в очах?

Эта страсть похожа на банальность? Или страх давно уже зачах? Только смелость, только пламя жажды, только стон и томный блеск звезды.

Я хочу когда-нибудь, однажды, увести тебя и от беды, и от грусти, и от сожаленья, и от мыслей злых (оставим их!)…

…Научись распознавать знаменья, словно сон о сбывшейся любви…

Цветы запоздалые

Неуемное буйство цветов, как мольба о желанном прощенье, но мольба остается мольбою, невзирая на буйство цветов. Полыхает букета огонь, словно сердце мое полыхает. Что ж, уймись непокорное сердце, разгорайся букета огонь. Что цветы? Красота, аромат, буйство красок, улыбки, цветенье, чьи-то вздохи, тревоги, смятенье, невозможность дороги назад…

Невозможно забыть ни о чем, как цветы эти нежно-живые. Все проходит, любовь остается, а себе можно что-то наврать…

Сиреневый лепет

Сиреневый лепет – вдруг почему-то я, стоя у окна, из которого открывался вид на школу, где мы когда-то с Ирой учились; почему-то мне вдруг показалось, что комнату заполнил сиреневый цвет и сиреневый запах;

Ириша говорила,

и:

с уст ее

слетала

сирень,

и все пространство было заполнено сиренью,

и лепестки ее, кружась,

плавали в воздухе —

и сиреневый аромат

кружил мне голову,

опьяняя от странной близости с этой женщиной,

загадочной,

как сам запах сирени,

как тайна жизни и смерти.

…Я вдруг понял с обезоруживающей ясностью, что мы нужны друг другу, необходимы, как воздух, как вода, как самые элементарные вещи, без которых не может обходиться человек.

Но точно так же я понял, что мы прожили жизнь друг без друга, хотя само слово «любовь» светилось над нашими непокорными лбами, как нимб, как проклятие, как благословенный дар.

– Я люблю тебя, – тихо сказал я, адресуя признание той Ирине из далекого-далекого прошлого.

Когда любишь, не можешь быть равнодушным; когда любишь, уходит спокойствие, и человек живет в другом измерении, у него повышенная температура, он горяч и взрывоопасен.