Ведьмина гора

Могу и ошибаться, но мне, напротив, кажется, что герой произведения любил свою юную жену, любил и не верил, что молодая девушка, невзирая на кротость характера, способна на такое же чувство. А он не хотел это чувство покупать, его заботило, если так можно выразиться, встречное движение души.

Называйте меня мужчиной-шовинистом, но мои симпатии на стороне ростовщика, и не уверяйте меня в том, что у Достоевского этот образ – отрицательный. (A propos, у Достоевского вообще нет образов, которые подпадали бы под «сугубо положительный» или же «сугубо отрицательный»; наверное, потому он – и Достоевский, его герои многомерны, лишены плоскостности, психология выворачивает наружу их нутро, в котором добро сплетено со злом, как два однояйцевых близнеца, или, проще сказать, – подобием сиамских близнецов, коих невозможно оторвать друг от друга…)

* * *

Сакраментальный вопрос: была на самом деле кроткой – кроткая Достоевского? Был на самом деле жесток ее супруг?

А может быть, жестокой была сама кроткая, сознательно – или бессознательно – провоцировавшая своего мужа на поведение, близкое к умопомешательству?

Может быть, ее гнала не страсть бесчувствования, а страсть к суициду?

И нужен был сильный мотивационный толчок, чтобы эту страсть осуществить: мужчины, даже зрелые, так доверчивы, ими так легко манипулировать.

* * *

В конце концов, и упомянутая мною Верочка, нередко низвергая Синицына с небес, прибегала порой к откровенной манипуляции, не умея выстраивать отношения.

Да и где ей было это уметь, если из семьи она сбежала, поскольку мать, по странному стечению обстоятельств, похожая своей судьбой на судьбу кроткой из Достоевского, умело манипулировала своим великовозрастным мужем, пока не свела его в могилу, а сама Верочка, хотя и училась психологии вместе с мужем, так и не научилась самому важному: не допускать пустоты в сердце и не заполнять эту пустоту за счет партнера, ничего не отдавая взамен.

* * *

Знакомый психолог – обаятельная женщина и жесткий профессионал, – ровесница Верочки, упрямая, как кроткая из рассказа Достоевского, прочитав новеллу, спросила, глядя мне в глаза:

– Скажи честно, твой рассказ претендует на глубину психоанализа, как ты думаешь?

– Я не думал об этом… – ответил я, пожав плечами.

– Если это попытка проникновения во внутренний мир этого стервеца Синицына, – продолжила психолог, – то я воспринимаю этот рассказ…

– Это новелла… – поправил я.

– Не имеет значения! – Моя собеседница досадливо махнула рукой, сморщившись. – Я воспринимаю твою… – она сделала паузу и выделила голосом, – новеллу… Да, я воспринимаю твою новеллу как обычное повествование о нечистоплотном и сластолюбивом мужике.

– А если у Синицына был прототип?

– Если ты взял Синицына из жизни, то, вполне возможно, в его конкретном случае – это чувство пресыщения и вседозволенности.

– И потому он спешит подложить жену под кого-то…

– Вообще стремление к сексу втроем – описанное в сексопатологии явление, не считающееся уже патологией в силу распространенности.

– Что же это тогда?

– Ощущение обладания и одновременно зрительная стимуляция, подкрепленная ожившими фантазиями.

– Честно говоря, меня больше интересовала Верочка… – пробормотал я растерянно.

– Если рассматривать Верочку как скрытого манипулятора, то ее образ странен своей блеклостью, непонятно, что откуда берется, – сурово констатировала психолог.

* * *

«Блеклость!» – Неожиданно меня осенило.

Я вдруг понял, что действительно раздражало Синицына в супруге в последнее время – блеклость! Намеренная блеклость.

Как там у сладкоголосого Макаревича?

«Лица стерты, краски тусклы – то ли люди, то ли куклы…»

Верочка убивала себя и Синицына блеклостью, являя образец изношенной куклы со стершимся лицом.

К такому лицу хочется пририсовать глаза и губы, оживив лицо яркостью цвета.

Бедная Верочка, смиренное дитя предместий, кроткая кукла кластера – музыкального термина, обозначающего многозвучие, дающее или сплошное заполнение акустического пространства, или образование шума. Если же говорить о таком инструменте, как фортепиано, то на нем кластеры получаются в том случае, если на клавиатуру нажать кулаком, ладонью или всем локтем.

Попробовав «нажать» на Верочку всем локтем, Синицын получил не стройную мелодию, а шум, какофонию, многозвучие, что и лишило его разума.

* * *

Да, и о завершающем аккорде всей это истории.

Нет, Синицын не занялся ростовщичеством по примеру героя «Кроткой»; зато влез в долги, разошелся с Верочкой, которая, сменив несколько любовников, заклеймила себя печатью неудачницы. Однако все это уже ни в коей мере не волновало нежный ум ее бывшего супруга, он забрал у нее машину, отказался платить алименты, нашел себе новую спутницу жизни и живет за ее счет неспешной жизнью альфонса, изредка с тоской поглядывая в небо. Увы, оно не подает ему никаких знаков.

Что же ты плачешь?